Александр Боханов - Мария Федоровна
Все датские газеты поместили обширные некрологи, содержавшие много проникновенных слов об усопшей. Распространенная «Nationaltidende» восклицала 14 октября: «Дания оплакивает сегодня свою умную и мужественную дочь».
В день кончины, вечером, родные и близкие собрались на литию в опочивальне Императрицы. Покрытое цветами тело усопшей покоилось еще в постели, у которой на коленях, со слезами на глазах молились дочери, младший сын Ксении Василий Александрович, приближенные. Присутствовали также датский король Христиан X, принц Вальдемар, принц Георг Греческий (племянник Марии Федоровны), герцогиня Кумберлендская, принцы и принцессы Датского Королевского Дома.
Смерть Русской Императрицы, занимавшей видное место в европейской династической иерархии, не прошла незамеченной и в других странах. Помимо Датского Двора, траур был объявлен при королевских домах Лондона и Белграда.
Крупнейшие европейские газеты поместили некрологи и памятные статьи, с сочувствием говоря об умершей, олицетворявшей целую эпоху европейской истории и пережившей страшные невзгоды. Парижская «Экоде Пари» писала: «Франция должна почтить память своего большого друга, а также эту скорбную мать, достойную бесконечного сожаления».
Английская «Дейли Телеграф» в передовой статье заявляла: «Императрица Мария Федоровна так часто бывала нашей гостьей и требует такого внимания к себе, в качестве сестры покойной Королевы Александры, что весть о ее кончине должна вызвать горесть у англичан и снова напомнить им о горькой трагедии Династии Романовых».
Самым же сильным потрясением, наибольшей горечью весть о кончине Марии Федоровны отозвалась в душах сотен тысяч русских, переживших кровавый вихрь революции и коротавших свои дни чуть ли не во всех странах мира. В православных церквах по всему свету, от Токио и Шанхая до Нью-Йорка и Буэнос-Айреса, служились панихиды, горели поминальные свечи.
Россия, та страна, которая оставалась жить в сердцах и душах людей, прощалась со своей Царицей. И хотя уже более десяти лет не существовало Царства Двуглавого Орла, не осталось тронов и корон, которые были поруганы и разрушены беспощадными «улучшателями жизни», но Царица была, являясь для русских людей памятью и надеждой. Горечь русских сердец от невосполнимой потери священник Леонид Колчев выразил проникновенными словами: «Чистый воск догорел, пламя потухло. Жизнь нашей милой Матушки Императрицы окончилась. Многие миллионы детей России остались сиротами».
Вся печать русской диаспоры, вне зависимости от политических пристрастий, откликнулась на смерть Последней Императрицы. Выходившая в Париже одна из наиболее влиятельных и тиражных эмигрантских газет «Возрождение» в передовой статье писала: «С кончиною Императрицы Марии Федоровны окончился великий период русской истории; в Дании, в скромной вилле, охраняемой последним Лейб-казаком, выше всей нашей борьбы, вне всех наших политик и тактик, над всеми нами, как живой символ былой Империи, пребывала в скромности и тишине последняя Российская Императрица, и кончина Ее как бы подводит траурную черту той части истории, которая разбита и разметана революцией».
Центром беженской России была Франция и ее столица, где службы отличались особой торжественностью и многолюдностью. В главном православном храме Парижа Александро-Невском соборе на улице Дарю поминальные службы шли почти непрерывно. Сюда приходили отдать последнюю дань венценосной соотечественнице, помолиться за упокой ее души представители известнейших аристократических фамилий, офицеры и сановники, бывшие чины бывшего императорского двора: гофмейстеры, фрейлины, камергеры, шталмейстеры и другие, чудом избежавшие расправы у себя на родине. Здесь же можно было увидеть и политических деятелей, людей науки, искусства, литературы.
Вся улица Дарю с утра и до позднего вечера была полна народу, запружена автомобилями. Люди прощались не только с Царицей, но и со своим прошлым, с молодостью, мечтами, со всем тем, что составляло смысл их жизни там, на далекой и потерянной теперь родине, и что помогало жить здесь, в чужих и таких неприютных для русской души «европейских палестинах». Время не щадило никого и ничего. Оно было неумолимо и все дальше и дальше уносило образы, звуки и ощущения теперь уже легендарной страны России. Самым же величественным отблеском того погибшего мира и являлась покойная Царица.
Со слезами на глазах в православных храмах Парижа горячо молились и две известные дамы, в свое время доставившие немало переживаний Марии Федоровне. Одна из них — юношеское увлечение старшего сына Императрицы, тогда еще Цесаревича Николая Александровича, известная балерина Матильда Кшесинская (1872–1971), к этому времени уже сумела породниться с Русским Императорским Домом, обвенчавшись в 1921 году с кузеном Николая II Великим князем Андреем Владимировичем.
Другая — Наталья Сергеевна Брасова (урожденная Шереметьевская, 1880–1952), еще в 1912 году стала морганатической супругой младшего сына Императрицы Великого князя Михаила Александровича. После революции и убийства Михаила Брасова покинула Россию, растила сына Георгия — внука Императрицы, но Мария Федоровна долго не могла даже слышать имя «этой женщины», хотя внук ей и был однажды представлен сыном Михаилом.
Однако встреча все-таки состоялась. Находясь в Англии в 1923 году, Императрица не могла отказать в приеме той, которая доставила ей столько переживаний. 17 (30 апреля) 1923 года Мария Федоровна записала в дневнике: «В 11 я приняла Брасову с маленьким сыном, которому теперь 12 лет. Он очень вырос с тех пор, как я его видела в последний раз. Он такой милый мальчик, но на моего дорогого Мишу совсем не похож. Их визит для меня был огромным душевным потрясением! Но она была мила и скромна, и они оба мне подарили по маленькому пасхальному яичку, сделанному из старого русского фарфора». Это была первая и последняя встреча; на похороны своей строгой свекрови в Данию Брасова не приехала…
В русских домах, в русских ресторанах и клубах все эти дни было много разговоров о покойной. Устраивались памятные вечера и беседы. Вспоминали различные страницы жизни этой датской принцессы, ставшей такой родной, такой русской, такой своей.
Газеты опубликовали страшную фотографию: Мария Федоровна в гробу. Маленькая, худенькая женщина, в белой наколке, из-под которой выступали некогда черные, теперь же почти седые локоны, с крестом в руках, сложенных на груди. Она мало изменилась; черты лица были пронзительно знакомы и остались такими же, как двадцать или тридцать лет назад. Образ этой женщины в России был известен всем от мала до велика.
