Георгий Жженов - Прожитое
Когда я категорически отказался от предложенных за работу денег, полковник взял мое удостоверение ссыльного и в фразе «Обязан каждое первое и пятнадцатое число месяца являться на отметку» вычеркнул пятнадцатое число!.. О большем подарке я не мог и мечтать! На радостях пошутил тогда: «Может быть, вы заодно и первое число вычеркнете?..» — «Сие не в моей власти!»
Заявление я, в конце концов, написал. Писал долго, обстоятельно. Мучительно вспоминал малейшие подробности, как предшествовавшие аресту, так и происходившие потом. Называл все своими настоящими именами. Не забывал и о том, что многим рискую, не стесняясь в выражениях.
Полковник прочитал написанное и сказал:
— Слушай меня внимательно. Твою дальнейшую судьбу буду решать не я, наблюдавший тебя эти годы и как артиста, и всяко, — будут решать другие люди. Поэтому пойми следующее: «заявление-протест» для них единственный источник сведений о тебе. По нему будут судить о тебе настоящем, каков ты есть сейчас, после пятнадцати лет репрессий. И примут то или иное решение. Резким тоном своего заявления ты вредишь себе и никому больше… Нельзя все валить в одну кучу!.. Обвинять в преступлениях всех, кто служил и служит в органах. В органах такие же люди, как и везде. И хорошие, и плохие — всякие. Далеко не все приветствовали методы Берии и его компании… Многие поплатились за это. Ты ничего об этом не знаешь!.. Нельзя огульно судить всех — это несправедливо. Своим «протестом» ты оскорбил и меня! А я служу в органах не один и не два десятка лет… Нельзя так! Иди и перепиши все, начиная с заглавия… Протестующее начало в твоем «сочинении» неприятно превалирует над всем остальным… А для комиссии желаннее ты — понимающий, чем ты — протестующий! Понял меня?
Только с третьего захода полковник принял наконец «жалобу-заявление», пожелав мне «ни пуха ни пера».
Через полгода меня освободили из ссылки. Я покинул Норильск и вернулся в Ленинград.
А 2 декабря 1955 года определением военного трибунала Ленинградского военного округа я был дважды реабилитирован и в возрасте тридцати восьми лет начал свою профессиональную жизнь актера сызнова, как говорится — с нуля!
Начальнику Управления МВД
гор. Норильска тов. Дергунову.
Ссыльный-поселенец Жженов Г. С.
Норильск. Драм. театр.
ЖАЛОБА-ЗАЯВЛЕНИЕ
Убедительно прошу вас содействовать мне в хлопотах о снятии с меня ссылки.
В ссылке нахожусь пятый год. Четыре года работаю в Норильском драматическом театре, артист.
Добросовестность моей работы может быть подтверждена производственной характеристикой, моей трудовой книжкой и отзывами зрителей.
Женат. Дочь, 1946 года рождения, находится в Ленинграде, у моей матери.
Матери 74 года. Жизнь ее держится лишь на надежде увидеть наконец своего сына свободным. Тем более что я единственный из трех сыновей, оставшийся в живых после войны. Старшего моего брата — Сергея — в Мариуполе, на глазах у матери, расстреляли немцы в 1943 году. Средний брат — Борис — умер в исправительно-трудовых лагерях Воркуты в 1943 году (тиф, дистрофия).
Отец умер в 1940 году в Ленинграде.
Продлить и поддержать жизнь матери я смогу, только освободившись из ссылки.
Мои родители, бывшие крестьяне бывшей Тверской губернии, еще до революции переехали на жительство в Петроград. Там я и родился в 1915 году.
За пятнадцать с лишним лет из своих тридцати восьми, что я мыкаюсь по тюрьмам, лагерям и ссылкам, — всей своей жизнью и работой безуспешно пытаюсь доказать, что я честный человек, гражданин своей страны, ничего общего не имеющий с тем политическим преступником-«шпионом», которым меня сделали в НКВД в 1938 году.
Шестнадцатый год я бью лбом стены, пытаюсь восстановить справедливость, добиться пересмотра моего «дела».
Мое жизненное несчастье — арест в 1938 году — это акт подлости негодяев и карьеристов, прорвавшихся к власти в органы НКВД.
Факт, послуживший поводом для обвинения и дальнейших репрессий, ни по каким законам цивилизованного общества не мог являться преступлением.
Сообщаю биографические сведения о себе и о существе дела.
Родился в 1915 году в Петрограде. Окончил семь классов трудовой школы.
В 1930–1932 гг. учился в Ленинградском эстрадно-цирковом техникуме. Одновременно работал в цирке акробатом.
С 1932 по 1935 год учился в Ленинградском театральном училище, совмещая учебу со съемками на к/студии «Ленфильм». Сыграл ряд ролей в кинокартинах: «Ошибка героя», «Чапаев», «Наследный принц республики», «Золотые огни», «Комсомольск». В 1935 году, окончив училище, продолжал сниматься в фильмах.
В декабре 1936 года мой брат Борис Степанович Жженов, студент Ленинградского университета, был арестован органами НКВД ЛО и весной 1937 года был осужден Ленинградским областным судом по статье 58.10 сроком на семь лет за «антисоветскую деятельность и террористические настроения».
Отца, мать и трех моих сестер, живших в одной квартире с братом, выслали в Казахстан.
Ордер на высылку был предъявлен и мне.
В 15-м Василеостровском районном отделении милиции Ленинграда я заявил, что считаю незаконным решение о моей высылке и что в высылку не поеду. Мне ответили: «Не поедешь — посадим» — и взяли подписку о невыезде из Ленинграда. Так как в это время я снимался в фильме «Комсомольск», где играл одну из ролей, и обязан был ехать на съемки в город Комсомольск-на-Амуре, дирекция к/студии «Ленфильм» обратилась в Управление НКВД ЛО с просьбой разрешить мне отъезд на съемки. Разрешение было получено.
16 июля вся наша киногруппа, во главе с режиссером Герасимовым С. Л., выехала из Москвы на Восток.
За шесть суток пути скорого поезда «Москва — Владивосток» все пассажиры, естественно, перезнакомились друг с другом.
Артисты — народ веселый, всегда вызывающий к себе повышенный интерес и внимание окружающих. Тем более среди нас были уже знаменитые, популярные артисты: Николай Крючков, Петр Алейников, Иван Кузнецов и другие… Все мы были молоды, беззаботны — шутили без конца, смеялись, играли в карты, пели песни, дурачились — одним словом, всю дорогу до Хабаровска веселили не только себя, но и всех, кто охотно посещал нашу компанию.
Среди поездных знакомых, ехавших с нами в одном вагоне, был американец Файмонвилл[1].
