Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп
Шарлотта хранила это письмо 36 лет. После ее смерти в 1985 году оно вместе с другими личными бумагами оказалось у ее старшего сына Отто-младшего. После смерти Отто-младшего в 1997 году оно перешло к Хорсту, четвертому ребенку. Тот обитал в пустом, просторном, обветшалом, но все еще великолепном замке в старой австрийской деревне Хагенберг между Веной и чешским городом Брно. Там, в закрытом частном владении, письмо хранилось много лет.
Потом, по прошествии еще двух десятков лет, в необыкновенно холодный день в замке Хорста побывал я. Я познакомился с ним за несколько лет до этого и знал, что архив личных бумаг его матери насчитывает тысячи страниц. В какой-то момент Хорст спросил, не желаю ли я увидеть оригинал письма прусской дамы. Я ответил утвердительно. Он покинул кухню, поднялся по крутым каменным ступенькам в свою спальню и подошел к старинному застекленному секретеру рядом с кроватью. На секретере стояла фотография его отца в эсэсовском мундире. Обратно в кухню он спустился с письмом в руках. Положив письмо на старый деревянный стол, он стал зачитывать его вслух.
В процессе чтения он сбился и всплакнул.
— Это неправда…
— Что неправда?
— Что мой отец умер от болезни.
В плите трещали дрова, хозяин выдыхал пар.
Я знал Хорста уже пять лет. Он выбрал именно этот момент для того, чтобы поделиться со мной тайной: своей уверенностью, что его отца убили.
— А какова правда?
— Лучше будет начать с самого начала, — сказал Хорст.
Часть I. Любовь
Я не был знаком со старой довоенной Веной, с ее музыкой Штрауса, ее волшебством, ее легким обаянием…
1. 2012, Хагенберг
Все началось с посещения Хорста Вехтера весной 2012 года, когда четвертый сын Отто и Шарлотты Вехтеров впервые пригласил меня в свой дом. Я пересек осыпавшийся ров и вошел через широкие деревянные двери в замок Хагенберг, где пахло плесенью и тлеющими дровами; этот запах пропитал, казалось, и самого Хорста. Мы пили чай, я познакомился с его женой Жаклин, он рассказал мне о своей дочери Магдалене, о пяти своих братьях и сестрах. Тогда же я узнал и о бумагах его матери, хотя пройдет еще много лет, прежде чем я увижу их все.
Этот визит был случайным. За полтора года до этого я приехал в украинский город Львов с лекцией о «преступлениях против человечества» и о «геноциде». Меня пригласил тамошний юридический факультет, но подлинной причиной моего приезда было желание найти дом, где родился мой дед. В 1904 году город Леона Бухгольца назывался Лембергом и был региональной столицей Австро-Венгерской империи.
Я надеялся заполнить лакуны в истории жизни Леона, выяснить, что произошло с его семьей; сам он хранил молчание о судьбе своих близких. Хотелось понять, что представлял собой он, и лучше разобраться в себе самом. Я нашел дом Леона и выяснил, что истоки «геноцида» и «преступлений против человечества» — юридических понятий, изобретенных в 1945 году, — можно проследить до города, где он родился. Та поездка побудила меня написать книгу «Восточно-западная улица», историю четырех мужчин: Леона, чья многочисленная семья из Лемберга и окрестностей была уничтожена в Холокост; Герша Лаутерпахта и Рафаэля Лемкина, учившихся в этом городе юристов, — это они вписали термины «преступления против человечества» и «геноцид» в приговор Нюрнбергского трибунала и в международное право; и Ганса Франка, Генерал-губернатора оккупированной Германией Польши, приехавшего в Лемберг в августе 1942 года и выступившего с речью, за которой последовало истребление евреев в области, известной как Галиция. Жертв этого и подобных действий Франка, за которые его осудили и повесили в Нюрнберге, насчитывалось 4 миллиона. Среди них семьи Леона, Лаутерпахта и Лемкина.
В процессе исследований мне попалась примечательная книга Никласа Франка «Отец» — рассказ о Гансе Франке. Я разыскал Никласа, и мы встретились на террасе симпатичного отеля под Гамбургом. Во время беседы, зная о моем интересе к Лембергу, он упомянул Отто Вехтера, заместителя его отца, нацистского губернатора Лемберга в 1942–1944 годах: Никлас водил знакомство с одним из его детей, Хорстом. Поскольку я интересовался городом, а также поскольку семья Леона сгинула в пору службы Вехтера в Лемберге, Никлас вызвался нас познакомить. Не обошлось без предостережения: в отличие от Никласа, отрицательно относящегося к своему папаше («Я против смертной казни, но случай моего отца — исключение», — сказал он мне менее чем через час после начала беседы), Хорст был к своему более лоялен. «Ничего, он вам понравится», — подбодрил меня Никлас с улыбкой.
Хорст принял предложение познакомиться. Я перелетел из Лондона в Вену, арендовал автомобиль, переехал через Дунай и двинулся на север по покрытым виноградниками холмам к старинной деревеньке Хагенберг. «Я станцую с тобой в Вене, — пело радио, — я похороню свою душу в фотоальбоме…» [9] На протяжении всего пути меня не оставляла тревога, ведь Отто Вехтер скорее всего сыграл роковую роль в судьбе лембергской родни Леона: все они, за исключением одного, погибли в годы его правления. Тем не менее казалось, что имя Вехтера вычеркнуто из исторического повествования о том времени. Я смог выяснить, что он был австрийцем, мужем и отцом, юристом, видным нацистом. В 1934 году он был замешан в убийстве австрийского канцлера Энгельберта Дольфуса. После аншлюса в марте 1938 года в Австрию хлынули нацисты и Вехтер занял высокий пост в управлении Веной, где жили родители моей матери. Позднее его назначили губернатором оккупированного нацистами Кракова, а в 1942 году — губернатором Лемберга. После войны он как сквозь землю провалился. Мне хотелось узнать, что с ним произошло, свершилось ли правосудие. Добиваясь своей цели, я был готов перевернуть все замшелые камни. Так начинался долгий путь.
Напрасно я тревожился перед встречей с Хорстом. Он принял меня с воодушевлением — общительный, симпатичный высокий человек в розовой рубашке и в биркенштоках, с веселым взглядом и с подкупающе теплым гортанным выговором. Он был рад моему приезду в обветшалый барочный замок, служивший ему домом, — квадратное четырехэтажное строение с внутренним двором и широкими каменными стенами с густо заросшим рвом по периметру.
Он с восторгом поведал о недавнем визите известного актера и итальянского режиссера: «Два оскароносца в моем замке!» Киношники снимали картину «Лучшее предложение» — повесть о любви и преступлении, съемочной площадкой для которой служила изрядная часть Европы: Вена, Триест, Больцано, Рим. Тогда я еще мало знал, что́ значат эти места для семьи Вехтеров.
В сопровождении кота мы вошли в замок, знававший лучшие времена, заглянули в мастерскую, полную всевозможных инструментов, а также сохнущих фруктов, картошки и прочих овощей. Хорст набрел на этот замок в 1960-х годах, когда в нем обитала колония художников, предававшихся, по его словам, «тайным увеселениям». Два десятилетия спустя он купил его на те невеликие средства, которые унаследовал после смерти Шарлотты.
Он поведал об основных вехах своей жизни. Родился в Вене 14 апреля 1939 года, был наречен в честь автора нацистского гимна «Хорст Вессель» [10]. Второе имя, Артур, родители дали ему в честь Артура Зейсс-Инкварта [11], соратника и друга отца, крестного Хорста. Этот юрист в черепаховых очках был близок к Адольфу Гитлеру, после аншлюса недолго пробыл канцлером Австрии, а потом был назначен губернатором провинции Остмарк, Восточной марки, — так называлась Австрия в Третьем рейхе. Вскоре после рождения Хорста Зейсс-Инкварт получил назначение министром без портфеля в кабинете Гитлера, а через короткое время ему доверили управление оккупированной нацистами Голландии. Согласно завещанию Гитлера, составленному в 1945 году, Зейсс-Инкварту надлежало стать министром иностранных дел рейха. Но в считанные месяцы после этого юриста и крестного отца поймали, судили в Нюрнберге и повесили за совершенные им преступления.