Вера Эдлер фон Ренненкампф - Воспоминания
Падение царского правительства в феврале 1917 г. принесло П. К. Ренненкампфу новые испытания. Вместе с бывшими министрами и некоторыми другими лицами он оказался в Петропавловской крепости. Хотя официально не считался арестованным – по словам супруги, А. Ф. Керенский предложил ему «посидеть» в крепости, пока не улягутся «беспорядки». Между тем, обстановка все более накалялась, а Временное правительство постепенно теряло власть.
Положение Ренненкампфа ухудшалось с каждым днем – суровые условия содержания в Трубецком бастионе подорвали его здоровье, кроме того, велика была опасность самосуда над заключенными со стороны распропагандированного гарнизона крепости. В. Н. Ренненкампф делала все возможное, чтобы помочь мужу. В конце концов, с большим трудом она добилась его освобождения и увезла к семье в Таганрог, где находились в то время их дети и жили родственники первого мужа Веры Николаевны. Хотя и здесь, как оказалось, он не был в безопасности.
После того как город заняли части Красной армии под командованием Р. Ф. Сиверса, начались розыски П. К. Ренненкампфа, перешедшего на нелегальное положение. Некоторое время ему удавалось скрываться, но его все же выследили и 3.03 1918 г. арестовали. Ренненкампфа настойчиво пытались склонить к сотрудничеству с новой властью, предлагали командный пост – в Красной армии не хватало военных специалистов. Но все усилия оставались тщетными, перейти к большевикам на службу он отказался.
Вера Николаевна понимала, какая опасность угрожает мужу, и пыталась его спасти: готовила побег с последующим отъездом за границу. Однако он не мог рисковать ее жизнью и не хотел уезжать из России. Уговорить Ренненкампфа бежать не удалось, и это предрешило его дальнейшую судьбу. Перед отступлением большевиков из Таганрога в ночь с 31.03 на 1.04 1918 г. он был расстрелян по приговору революционного трибунала. Сам факт казни, совершенной с особой жестокостью, тщательно скрывался.
С приходом белогвардейцев началось расследование большевистских репрессий. В. Н. Ренненкампф пыталась разыскать могилу мужа, но все поиски были безуспешными. Найти ее помогло лишь присланное следователю анонимное письмо с указанием места, где был похоронен Ренненкампф. По точному описанию могилу вскоре обнаружили и, после опознания, 26.05 1918 г. Ренненкампфа перезахоронили на православном кладбище Таганрога. В соответствии с его последней волей он был погребен без особых почестей в братской могиле вместе с другими жертвами красного террора.
Между тем, при всей достоверности воспоминаний некоторые подробности ареста и казни П. К. Ренненкампфа вызывают определенные сомнения. Так, Вера Николаевна пишет о том, что в его аресте участвовало «семьдесят пять конных солдат». Происхождение этой цифры непонятно. Вряд ли сам Ренненкампф или же кто-то из свидетелей ареста считал этих солдат; тем более сомнительно, чтобы эту деталь его супруге сообщили в штабе большевиков.
Неясно, в какой мере заслуживают доверия обстоятельства расстрела П. К. Ренненкампфа, переданные со слов ясновидящей в одном случае и предполагаемого очевидца – в другом. Трудно поверить тому, что казнь Ренненкампфа была публичной, причем, как пишет его супруга, в присутствии «громадной толпы». Ведь в этом случае о расстреле П. К. Ренненкампфа было бы известно всему городу, в том числе и самой Вере Николаевне. По ее же словам, о казни мужа ей сообщил один из офицеров, работавший на белых в штабе большевиков. В то время как местные революционные власти категорически отрицали факт расстрела Ренненкампфа – вряд ли они стали бы это делать, если бы казнь генерала действительно была публичной.
Не будучи свидетельницей смерти мужа, Вера Николаевна, вероятно, описала ее так, как это представлялось ее воображению. Сцена казни Ренненкампфа в целом выполняет важную смысловую функцию – она придает его образу ореол мученичества и вместе с тем привносит в воспоминания элемент житийности. В канонах этого жанра и троекратный отказ Ренненкампфа командовать «большевистскими войсками» и якобы звучавшие в толпе возгласы: «должно быть, святой жизни человек…» и явление супруге после смерти в качестве видения с известием о том, когда найдут его тело. Многочисленные цитаты из Библии, присутствующие в тексте, также придают ему религиозную окраску. После всего пережитого В. Н. Ренненкампф искала нравственную опору и утешение в вере, и это оставило свой след в ее воспоминаниях.
В заключение хотелось бы коснуться поисков, связанных с подготовкой рукописи к изданию. Работая над ней, мы решили выяснить судьбу дочерей П. К. Ренненкампфа Ираиды и Лидии. Розыски, конечно же, начались с Парижа – одного из крупных центров Русского зарубежья, где жили их сводная сестра Татьяна, мачеха и некоторые дальние родственники. В силу этих обстоятельств Франция представлялась наиболее вероятным местом пребывания Ираиды и Лидии.
Однако ни многочисленные запросы в мэрии округов Парижа, ни обследование парижских кладбищ, ни обращение в архив полицейской префектуры Парижа не дали положительных результатов. О дочерях П. К. Ренненкампфа не было обнаружено каких-либо сведений и в фондах русской эмиграции в других парижских архивах. Дальние родственники и потомки эмигрантов первой волны, к которым мы обращались за помощью, также ничего не знали ни об Ираиде, ни о Лидии. Практически ничего не удалось узнать и о жизни самой В. Н. Ренненкампф и ее дочери во Франции. Вероятно, они вели довольно замкнутый образ жизни и мало общались с местной русской колонией. К тому же смена поколений в этой колонии во многом усложнила поиски.
После длительных розысков в ближнем и дальнем зарубежье стало известно, что Лидия Павловна Ренненкампф скончалась в 1964 г. в США на 74-м году жизни. Выяснить же судьбу Ираиды по-прежнему не удавалось, но мы не теряли надежды. Наконец, поиски дали неожиданные результаты.
Выяснилось, что Ираида Павловна с детьми осталась в СССР; жила и работала учительницей в Грозном. В 1940 г. накануне войны ее как немку выслали на поселение в Красноярский край. В ссылке она и умерла в 1951 г., не дожив двух лет до амнистии. Все эти годы Ираида Павловна скрывала свое происхождение. Боясь за своих детей и внуков, она ничего не рассказывала им об их знаменитом деде и прадеде.
Так, живущая в Тольятти правнучка П. К. Ренненкампфа, Анна Александровна Добровольская, узнала о своем родстве с генералом только в конце 1990-х гг. благодаря стараниям московских генеалогов. Нам же удалось с ней встретиться летом 2004 г., причем первое, что бросилось в глаза, было ее поразительное сходство с прадедом.[24]
Среди семейных фотографий Анна Александровна особо хранит три снимка. На одном из них – на фоне Саян стройная, элегантная женщина с печальным взглядом – Ираида Павловна. На двух других – красивая молодая и пожилая женщины, обе в изысканных нарядах конца XIX в. Две эти старые фотографии, по словам Анны Александровны, бабушка хранила всю жизнь, не расставалась с ними даже в ссылке. Кто только снят на них, внучка не знала. Между тем, было ясно – Ираида Павловна сохранила снимки двух самых близких для себя людей: матери Адели фон Тальберг, на которую она очень походила, и бабушки Анны фон Штакельберг.[25]
Воспоминания публикуются целиком, без существенных изъятий, с сохранением стилистических особенностей, а местами и орфографии подлинника. В. Н. Ренненкампф, очевидно, не предполагала их публиковать, а писала, так сказать, для личного пользования, поэтому рукопись нуждалась в определенной редакции. В ходе подготовки рукописи к публикации сняты повторы, текст приведен в соответствие с правилами современной орфографии и пунктуации, причем в некоторых случаях потребовалась его литературная редакция. Ниже приводятся примеры этой редакции (сначала идет авторский текст, затем дается его отредактированный вариант).
Оригинальный текст: «Генерал Верещагин произвел на меня хорошее впечатление, по внешности был представительным, большим, хотя мало походил на военного внутренним своим миром. Был образован, любившим всего древняго, красиваго, понимал художество и очень был большой любитель древних вещей, особенно понимал в вазах. Он с большим интересом и любовью осматривал все наши коллекции и особенно любовался вазами».
Редакция: «Большой, представительный Верещагин произвел на меня хорошее впечатление. Своим внутренним миром он мало походил на военного – был образованным, разбирался в искусстве и питал любовь ко всему древнему, красивому и, в особенности, – к вазам. С большим интересом он осмотрел все наши коллекции и любовался вазами».
Оригинальный текст: «Генерал был нумизматом, собирал только древния русския и польския монеты, в его красивом древне-русского стиля шкафчике, отделанном медными украшениями, верх которого представлял русскую избу, находилось три тысячи монет, держал он коллекцию в большом порядке лично сам, у меня остались в памяти необыкновенно большия медныя монеты, тяжелыя четырехугольного вида – это были старые рубли, они рубились из меди, отсюда и название этих монет – «рубл» от слово (sic!) рубить».
