Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2017
«Прояснилось небо…»
Прояснилось небо
И зима осталась за семью ветрами
Маленьким островом в снегу.
Зима – емкое животное.
Кидается на человека
Вьюгой,
Порошей,
Оцепенением.
Больница
Тумбочка без клеенки голая.
Тапочки у кровати рваные.
Вафельное полотенце волглое.
Мне эти дыры кажутся ранами.
Косо стоят корпуса, и в грохоте
Грузовиков
Кто-то дверью хлопает.
– Тише, – сестра говорит шепотом,
И осторожно садится около.
«И мраморная Терпсихора…»
И мраморная Терпсихора
По узенькой ступает кромке.
И духовой оркестр играет,
По счастию, не очень громко.
Пионы влажно отцветают
В тени Михайловского парка —
Их радостное оперенье
На зелени июньской яркой.
«Умыться ледяной водой…»
Умыться ледяной водой —
И облака уже живые,
И голоса сторожевые
Гусей в окрестности лесной.
Лесок за темною рекой
С утра пропитан яркой стужей,
И стынущее небо глубже,
Разбавленное синевой.
Блестят на солнце вдалеке
Пустеющие перелески,
И голос ветра ясно, резко
Все выскажет немой реке.
И черная дрожит вода,
Торопит сонные мгновенья,
Вонзая стрелы в оперенье
Внезапно вспыхнувшего льда.
«Нищета берет нас за горло…»
Нищета берет нас за горло и сдавливает.
И в битве с нею нечеловеческой
Маленькие домики с палисадниками вздрагивают
И добела выцветают резные наличники.
Петушок кричит. Високосный год кончился.
Корчится на веревке белье лиловое.
Маленькое сельцо укромное.
Снегом занесенное, сонное.
«Холодно стало…»
Холодно стало. Деревья хмурые
В зимний путь шумят, собираются.
Кто по пути глубоко задумается,
Тот навсегда в дороге останется.
Дуб молодой бродит собакою.
В лица холодные мордой тычется.
Бродит за нами солнце пятнами.
Все пропадает, а это не вычтется.
Ты подожди, осень, траву зеленую
Утрами трогать холодным инеем.
Пусть пошумят дубы листвою свернутой.
Каждый свою в небе чертит линию.
«Лета разгар…»
Лета разгар. Жужжит надо мной овод.
Я лицом касаюсь пахучих трав.
Верю я – Там обо мне помнят.
Вот почему ты прав.
Может – за поворотом омут.
Зато речки глаза блестят.
И ложатся покосы ровно.
Вот почему ты прав.
Вечером из духоты комнат.
Я выхожу, подолгу гляжу на закат.
Верю я – Там обо мне помнят.
Вот почему – ты прав.
«В поэзии играем пастораль…»
В поэзии играем пастораль —
Слова – улыбки, жесты – эфемеры.
А крики, недовольство, брань,
Чтобы не лгать, – оставлены за сценой.
Там за кулисами всегда темно,
Там плачем мы, уткнувшись грубо
В чужое, душное от слез пальто,
Там жесткие кусаем губы.
На сцене улыбаемся светло…
Насмешку друга чувствуем спиною.
Но чтобы в блеске пастораль сыграть…»
Не плачь, пастушка, бог с тобою.
Конец августа
Конятник высох. Розов лист
И обведен каймой лиловою.
Рукою грубой, скандалист,
Смотри, дотронется до облака.
В траве зеленой распластав
Свои листы багрово-красные,
Он говорит, что луг устал
Средь зелени победы праздновать.
Что пусть сегодня вечер тих,
И на востоке звезды светятся,
Поднимет ветер воротник —
И голова ромашки свесится.
Что осень поведет рукой —
И все, что было тебе дорого,
Засыплет жесткою крупой
И превратит в пустое золото.
И то, не все же пировать
И до рассвета свадьбы праздновать.
Пора и луговине спать,
Укрывшись лепестками красными.
«Я мечтала и писала…»
Я мечтала и писала
Вам веселое письмо.
Небо было голубое,
Рощи щурились светло.
Только вышла в чисто поле —
Снег пошел, кругом темно.
Страшно стало. Поневоле
Память снегом замело.
«Дворцовым проездом…»
Дворцовым проездом можно выйти к воде.
Можно к Неве спуститься, потрогать воду.
Что-то шепнуть морской траве.
Неудачи списать на погоду.
Дождь во всем виноват, дождь.
Образ, расплывшийся улиткой.
Нас загнал под крышу ливень сплошной,
Вымокли до нитки.
Дракон играет с жемчужиной —
Мозаика на полу.
На плафоне – юноша с лютней.
Время обводит кайму
Радостью сиюминутной.
Лебяжья канавка
Свет дрожит на сырых виолах.
Коричневеет газонов гладь.
Порваны голосовые связки Эола,
Нам бы живые свои не сорвать.
А всегда отыщется повод.
Повелительный поворот головы.
Отчужденья внезапный холод —
Стерегут, напружинясь, львы.
Свет дрожит на немой Канавке,
И в жару
Летний сад примеряет цветные вставки,
Что светлеют к утру.
«Замес помолотого хлеба…»
Замес помолотого хлеба,
И крутолобо голубое небо,
И крутолобы башмаки в песке.
Я круглый стол накрытый вижу,
И сумрак подберется ближе,
Блеснув закатом вдалеке.
Все тот же круг – но по окружью
Какой-то новый свет натужный —
Прогулка заключенных во дворе.
Я ясно двор тюремный вижу
И солнц расквашенную жижу
По летней и иной поре.
Владимир Яковлев
Стихотворения
Яковлев Владимир Геннадьевич род. 18 марта 1952 г. в селе Житное Искрянского района Астраханской обл. в семье рыбака. Житное – старинное (с 1720 г.) рыбацкое село в устье Волги. Население села – в основном старообрядцы. Отец был капитаном рыболовецкого судна, мать – бухгалтер. Дом Яковлевых стоял на самом высоком месте в селе, на берегу – под окнами река.
В школе особенно интересовался литературой, историей, физикой, химией, начал заниматься спортом – борьбой. В сельской школе не было постоянного учителя иностранного языка. Владимир самостоятельно начал изучать английский и добился отличных успехов. Хорошее владение английским помогало ему на протяжении всей жизни, в какой-то момент стало профессией. С 1970 по 1972 г. – служба в армии в частях морской пехоты. После армии, по семейной традиции, рыбачил на Волге, а в 1973 г. поступил в Кубанский сельскохозяйственный институт (Краснодар) на специальность «Землеустройство и кадастр». В институте продолжает серьёзно заниматься спортом и в 1976 г. после успешного выступления на всесоюзном чемпионате становится мастером спорта СССР по дзюдо. После окончания института снова рыбачил, работал в рыбацких артелях на Волге: ловили осетров и белугу, добывали икру.
По словам самого поэта, стихи он писал всегда, но серьёзно заняться литературой решил в 1978 г., когда и поступил первый раз в Литературный институт им. Горького в Москве на заочное отделение. После установочной сессии учёбу забросил и был отчислен. В 1985 г. поступил на дневное отделение института, которое и окончил в 1990 г. Занимался в семинаре поэзии у В. А. Кострова. В 1989 г. издал за свой счёт первый и единственный сборник стихов – «На границе времён». После окончания Литинститута работал редактором в издательстве «Новатор», переводчиком и менеджером по таможенным вопросам в турецкой и шведской фирмах, переводчиком и редактором в издательствах «АСТ» и «Крон-пресс», перевёл множество книг с английского, создавал и редактировал сайты. Эрудит, библиофил, собрал замечательную библиотеку, в том числе на немецком языке. Кроме английского, выучил немецкий язык, учил японский. Хорошо знал русскую и европейскую философию, теософию, интересовался библеистикой, специально изучал библейские сюжеты.
В декабре 2009 года перенёс обширный инфаркт.
По его признанию стихов не писал 25 лет. Вернулся в поэзию в 2014 г., уже будучи тяжело больным человеком и за два года до смерти написал более 100 стихотворений.
Умер 16 августа 2016 г., похоронен в Москве.
«…Человек умирал – по-Блоковски, давно и понемногу, зараженный льдом, охватившим его воздух, его землю. Настал час, когда стал умирать скорее, большими кусками. И настал час, когда стал умирать стремительно, зная, что смерть только по велению своего хозяина чуть временит за дверью. И человек записал свой путь. Отправная точка рыбак. Конечная – апостол. И ещё – смерть. И самое существенное: путь записан не со здешней, с той стороны жизни. Нездешний холод дышит из этих стихов.
Все ходим под Богом —
Кто прямо, кто боком.
Это написано в конце жизни человеком, который перестал быть уверен в своем личном бессмертии простым жестом поручил свою душу Судье. (…) Яковлев пишет без символизма и без акмеизма, без синематографа Чухонцева, афористичной жесткости Кузнецова, без «робкой улыбки Рубцова». Будто учил его Шаламов. Или Альбрехт Дюрер… Яковлев пишет с натуры. (…) Иначе не может, если и пожелал бы. Подходя все ближе к последнему рубежу, он просто «переводит» в слова сердечные записи, врезанные в душу намертво гравюры. Поэт Яковлев не описывает увиденное. Только прожитое.
