Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями)
Услышав эти слова, Мазик даже рот раскрыл от удивления. Покрывшись красными пятнами, он забормотал:
— Но позвольте, как же это? Разве не исполком одобрял ваш устав? И вообще это непонятно...
Ему не дали договорить. Представители Центробалта дружно поддержали мысль о том, что новый орган не подчинен Гельсингфорсскому исполкому. Однако некоторые товарищи предлагали согласовывать действия ЦКБФ с матросской секцией Совета. Против такого предложения не стоило возражать, потому что в секции задавали тон большевики. После короткого обсуждения постановили:
»Так как ЦКБФ рассматривает дела, касающиеся исключительно жизни флота, то ЦКБФ обсуждение своих постановлений должен представлять матросской фракции, а не на общее заседание».
[85]
После такой резолюции сконфуженному Мазику ничего не оставалось, как удалиться. Исполком Совета принял нашу резолюцию к сведению и больше никого к нам не присылал.
Когда прибыли делегаты всех военно-морских баз, обсудили проект устава. С небольшими изменениями он был принят. В него добавили еще пункт о том, что Центробалт, отказываясь от предварительного контроля за оперативными действиями командования, оставляет за собой право контролировать их после того, как эти действия будут совершены, и может обращаться для расследования в штаб командующего флотом, посылать свои комиссии на места. Мы предвидели, что такая постановка вопроса вызовет резкое возражение командования. Но тем не менее решили попробовать, что из этого выйдет.
Затем состоялись выборы в Исполнительное бюро Центробалта. В него вошли девять человек, среди них четыре большевика: Дыбенко, матрос 2-го Балтийского экипажа Ефимов, матрос учебно-минного отряда Соловьев, матрос от линкора «Севастополь» Штарев. К этой группе примыкал сочувствующий большевикам баталер Лопатин, избранный в Центробалт от отряда судов Ботнического залива.
Таким образом, в Исполнительном бюро с самого начала образовалось сплоченное большевистское ядро, которое и определяло в основном политическую линию.
Председателем Центробалта был избран Павел Ефимович Дыбенко. Если раньше в условиях подпольной работы его кипучий темперамент, неумение скрывать свои чувства, стремление к немедленному действию были серьезной помехой в деле, то теперь многие из этих сторон его характера оказались весьма ценными. Лучшего председателя Центробалта для того времени трудно было себе представить. Случалось, правда, что иногда он слишком горячился или стремился опередить события, но когда его поправляли товарищи из Гельсингфорсского комитета, он умел признать свой промах. На кораблях Дыбенко пользовался большим авторитетом. Матросам нравилась его смелость, прямота, напористость, чувство юмора, а главное — глубокая убежденность в правоте дела, за которое он боролся.
У Дыбенко были два заместителя. Один из них — кронштадтский матрос Ефимов. Он твердо придерживался большевистской линии, однако активностью не отличался и не любил выступать с трибуны; другой — офицер Роман Грундман трюмный механик крейсера «Громобой». Он не состоял ни в какой партии и, как правило, в политических
[86]
дискуссиях не участвовал. Зато хорошо разбирался в хозяйственных вопросах, не раз вносил дельные предложения. Большинство членов Центробалта его уважало.
Особую роль в ЦКБФ первого созыва играл Андрей Штарев — среднего роста, темноволосый, с монгольским разрезом глаз. Это был очень толковый человек, умевший любой вопрос разъяснить просто, лаконично, убедительно. Кстати, именно благодаря Штареву у нас было хорошо поставлено делопроизводство. Он же редактировал большинство документов, исходивших из ЦКБФ. Кроме того, Штарев был полезен еще и тем, что умел охлаждать слишком горячие головы. К его мнению прислушивались.
Как только Центробалт начал действовать, штаб командующего флотом прислал нам для рассмотрения целый ворох бумаг. Тут были просьбы экипажей о комплектовании специалистами, конфликтные дела между матросами и офицерами, жалобы на плохое снабжение или недостаточное денежное довольствие, материалы о награждении Георгиевскими крестами. Штаб, видимо, рассчитывал, что новый общефлотский комитет увязает в обсуждении всех этих вопросов и ему некогда будет заниматься политикой, вмешиваться в дела командования.
Разбираться во всем этом нам, конечно, пришлось. Но у нас нашлось время и для того, чтобы сразу же выступить против саботажа реакционно настроенных офицеров, взять под контроль деятельность судовых комитетов, начать подготовку к общебалтийскому съезду моряков, создать следственную комиссию. Центробалт направил в штаб командующего требования о замене на кораблях некоторых лиц командного состава.
Все это флотскому командованию крайне не понравилось. Оно и без того смотрело на нас косо, не хотело признавать наш устав без утверждения его военным и морским министром Керенским. Дыбенко поехал в Петроград, вернулся злой — Керенский предложил ему показать устав в матросской секции Петроградского Совета, где задавали тон эсеры и меньшевики. Там устав был категорически отвергнут.
Выслушав сообщение Дыбенко, некоторые члены Центробалта приуныли. Меньшевик С. С. Магнитский, который с самого начала боялся, как бы чего не вышло, растерянно разводил руками. Мы сидели в кают-компании «Виолы», обдумывая создавшееся положение. Было тихо.
— Что же теперь делать будем? — негромко спросил Магнитский. — Новый устав разрабатывать?
[87]
Дыбенко поднялся, расправил плечи и решительно заявил:
— К черту! Никаких новых уставов... Будем работать по-старому!
— А как же с утверждением? — раздались недоумевающие голоса.
— Обойдемся и без этого, — ответил председатель Центробалта. — Матросы Балтики наш устав утвердили. Их волю и будем выполнять.
Большевики дружно поддержали Дыбенко, с ними согласились и остальные. Решили, что будем руководствоваться прежней редакцией устава.
Вскоре в Гельсингфорс пожаловал быстро входивший в моду у обывателей Керенский. Встречать военного и морского министра должны были по специальной программе, разработанной исполкомом Гельсингфорсского Совета и командованием флота. При выходе Керенского на привокзальную площадь намечалось провести парад военно-морских частей. Но Центробалт отменил эту церемонию, заявив: пусть каждый в Гельсингфорсе но своему усмотрению решает, встречать или не встречать Керенского.
Узнав о нашем решении, в Совете перетрусили. Поздно вечером на «Виолу» прибежал растерянный председатель исполкома вместе с другими эсеро-меньшевистскими руководителями Совета. Они умоляли членов Центробалта немедленно сообщить на корабли, что парад состоится. Но мы на попятную не пошли. Лидеры исполкома покинули «Виолу» в подавленном настроении.
