Владимир Ионов - Житие тщеславного индивида
– Отец много рассказывал о тебе, давал читать твою повесть о шахтерах. А чего-нибудь новенькое есть? Дай почитать.
Последнее, что оставалось у меня от писательской горячки – повесть «Гончарный круг», которая вот-вот должна была выйти в журнале «Волга». Отдал сохранившийся экземпляр рукописи и, быстро вернувшись в Горький, с головой окунулся в бурный информационный поток. И вдруг звонит Дербенёв:
– Вовчик, офигенная повесть! Мне быстро нужен литературный сценарий для «Мосфильма». Бросай всё и садись за работу.
– Вадим, быстро не обещаю. Я никогда не писал сценариев и вообще остыл к литературе. А сейчас ТАСС сидит на мне, как на целом взводе корреспондентов.
– Да ты что, Вовчик!? Сравнил ТАСС и «Мосфильм»! Даю тебе пару недель.
Звоню Баринову:
– Слушай, на меня «Мосфильм» вышел, просит быстро сценарий сделать. Если я поумерю пыл на «контору», ничего не случится?
– У нас не любят работы на сторону. Но «Мосфильм» это интересно. Попробуй, только чтобы в «конторе» не очень догадывались.
Ну вот, и сценаристом пришлось работать «во вторую смену». Вечный «второсменщик». В школе учился после работы, университет закончил без отрыва от производства, повести сочинял только ночами и в выходные дни. Ночи оставались и для сценария, потому что ТАСС и не думал снижать аппетит на информацию из Горького. Но сдюжил и на сей раз. Правда, голова, как котел, кипела от напряжения. Выручала хатха-йога. Когда чувствовал, что уже не могу корпеть над текстом, вставал минут на пять на голову, и тяжесть отступала. Но не отступал Дербенёв. Со сценарием его перекидывали с одной студии на другую. Везде были свои вкусы и требования, и Вадим умолял переписать то один кусок, то другой.
– Да выкинь ты его к черту! – орал я ему в трубку. – Возьми чего-нибудь другое и отстань от меня.
– Вовчик, студия «Экран» заключает с тобой договор. Приезжай в Москву подписать его.
Без согласования с «конторой» лечу на машине в Останкинский телецентр. Величественная Стела Жданова, главный редактор Всесоюзного творческого объединения «Экран», плавно, как в замедленной съёмке, подает мне листы договора:
– Очень милые у вас получились старики. Мы с удовольствием с минимальными поправками берём сценарий в работу. Договор вы подпишите сейчас, но будут кое-какие формальности в виде обсуждения сценария.
Не читая, подмахиваю договор. Замечаю только, что мне причитается за сценарий девять тысяч рублей. «Ого! тут не на одну лошадь хватит!» – вспоминаю шутку Табачникова. В коридоре Вадим ведёт меня в угол:
– Вовчик, мне кое-что пришлось переписать в нашем сценарии, и я мог бы поставить под ним и свою фамилию как соавтор, так в кино принято. Но, думаю, для тебя интереснее оставаться одним автором. Это весомее. Ну, а гонорар мы распилим на двоих. Как ты смотришь?
– Мне совершенно всё равно. Я занят другим делом, а ты столько уже возишься, делай, как знаешь, – сказал я.
После обеда в кабинете Ждановой собралась сценарная комиссия – тринадцать разновозрастных дам и мы с Вадимом. Вадим коротко рассказал о своём видении фильма. Всё там оставалось, как я писал, за исключением одной сцены, слегка, на мой взгляд, пафосной, но важной для идеи фильма, где Макар, приятель героя, привозит к его дому людей из окрестных сёл с давними изделиями гончара. Я показал Вадиму большой палец за эту сцену. А дальше стали говорить дамы, и я понял, что некоторые вообще не читали сценария, а просто делятся своим видением темы, «поднятой уважаемым Вадимом Клавдиевичем». Когда очередь дошла до меня, я довольно жестко заговорил:
– Хотелось бы напомнить членам комиссии, о чём идет речь в сценарии…
– Володя, подождите, – остановила меня Жданова. – Сценарий принят к производству, а обсуждение – необходимый элемент его утверждения и нет ничего особенного в том, что люди имеют своё мнение. Не принимайте это в штыки, вам ещё много раз придется выслушивать разные мнения.
Чувствуя мое настроение, Вадим вывел меня из кабинета.
– Вовчик, не переживай. У девушек свой хлеб, и они его отрабатывают.
– Но они хоть бы прочитали, о чём там речь! – не унимался я.
– На это ушла бы не одна неделя, а ты же всё торопишься. Я и так упросил Стелу провернуть всё в один день.
В Горьком ждала всё та же суматошная работа с ежедневными поездками на заводы или в деревню, которая так занимала меня, что тревожный звонок Вадима из Ярославля только позабавил. Оказывается, перед началом съемок он зашел в обком партии, чтобы поддержали, если у группы случится нужда, и стал расписывать Сергею Овчинникову, что художественный фильм построен на ярославском материале, режиссер и автор сценария коренные ярославцы. «Кто?» – спросил Овчинников. – «Володя Ионов». – «Такой фильм мы не дадим снимать на территории области», – заявил Овчинников. – «Но мы подобрали прекрасное место для съемок, привезли известных актеров, несколько человек взяли из театра Волкова, неужели это не интересно для области?» – «Нам не интересен автор сценария. Не может такого быть, чтобы он чего-нибудь там не выкинул». – «Сценарий утвержден на всесоюзном уровне и от вас нам, в общем-то, ничего не нужно». – «Да снимайте, в конце концов, если приехали, только без нашей помощи. И смотрите, чтобы он там каких-нибудь лошадей ни купил».
Съемки продолжались до поздней осени и прошли без чьего-либо вмешательства. Но тут я должен рассказать о герое фильма, вернее, его прототипе Михаиле Ивановиче Болотове. Когда повесть «Гончарный круг» вышла в журнале «Волга», я уже работал в Горьком, и журнал дяде Мише отвез мой ярославский приятель Алексей Ковалёв. Через месяц Ковалёв снова приехал к Михаилу Ивановичу и тот пожаловался:
– Память плохая у Ионова. Всё на свете перепутал: меня Болотниковым назвал, Пеньково стало у него Пеньками, а главное-то никакого кина никто про меня не делал.
Ковалёв еле втолковал ему, что в журнале опубликована повесть, а не документальный очерк, и автор волен менять в ней события и имена героев.
– Он-то, может, и волен, а я кому теперь скажу, что Болотников на самом деле Болотов? И про кино вся деревня знает, что не было такого, как написано.
А когда в Пеньково нагрянула группа Дербенёва и стала пробовать снимать Михаила Ивановича за гончарным кругом, старик восхитился:
– Это надо же, как в книжках всё наперед провидят! Вот и кино приехало. Может, мне уж по-книжному и кринки вертеть, чтобы они набок валились?
Вадим и верно сначала хотел снимать дядю Мишу как главное действующее лицо – больно уж выразителен он внешне: тонкое лицо обрамлено серебром, нос с легкой горбинкой, большие глаза, лоб чистый, высокий – эдакий библейский типаж. Одна беда: текст у него трудно выговаривается и ходит плохо – ноги болят во всех суставах. Зачислили Михаила Ивановича в группу в качестве консультанта по гончарному делу, а на главную роль после долгих поисков и проб взяли Андрея Андреевича Файта, что стало такой неожиданностью, что об этом написано даже в четырехтомнике Виктора Астафьева. (Жалко только, что автора сценария он там не помянул).
