Антонина Малютина - Повесть об отце
Более полувека назад в передовых газетах Сибири появились первые Ваши стихи, призывавшие родной народ свергнуть власть хищников и эксплуататоров, власть лжи и произвола.
Сатрапы самодержавия злобно мстили рабочему поэту. Но ссылки и тюрьмы не сломили Вашей веры в революцию, Ваших сил и настойчивости. С великой радостью приветствовали Вы, сын крестьянина-бедняка и рабочий поэт, социалистическую революцию, Великий Октябрь.
С первых шагов своей сознательной жизни, семь десятилетий, честно и смело идете Вы под знаменем Революции, отдавая ей все свои силы и безграничную энергию.
Вся Ваша жизнь и борьба неразрывно связаны с родной русской литературой. Ваша любовь и ежедневный подвиг во имя нее снискали Вам уважение и признательность выдающихся сынов нашего народа. Максим Горький, Короленко, Качалов, Щепкина-Куперник, Потанин, Дрожжин, Подъячев, Неверов, Фадеев, Всеволод Иванов и многие другие славные сыны России были связаны с Вами узами дружбы, ценили Вас и гордились Вами.
Ваша книга «Незабываемые встречи», в которой Вы с величайшей любовью, тактом и скромностью нарисовали драгоценные портреты корифеев русской литературы и театра, революционеров и землепроходцев, по достоинству оценена советскими людьми.
Дорогой наш друг! В этот памятный день мы желаем Вам всей душой долгих лет жизни, сил и энергии в борьбе за великие Ленинские идеалы.
Горячо обнимаем Вас и поздравляем, милый Иван Петрович!
Писатели Южного Урала».Остались на память папки с теплыми адресами от драматического театра, от издательства, которое приложило чуть не пуд книг, и других местных организаций и учреждений. Немало пришло писем и телеграмм из других городов: от Союза писателей СССР, от московского архива А. М. Горького, сотрудники которого прислали книгу с 12 подписями. Десятки писем летели с разных концов страны — с Кавказа, из Белоруссии, с Ангары и Енисея, с Волги, с Южного Сахалина и т. д. Поздравляли писателя Гладков, Вс. Иванов, Лидин, Сартаков и другие.
На заботу уральских писателей Малютин отвечал отеческой любовью. Читая и перечитывая мудрецов Толстого и Достоевского, Глеба Успенского, «глубоко знавшего народный быт и среду», и такого «большого и хорошего писателя, как Салтыков-Щедрин», задумываясь над страницами Чехова и Горького, он в то же время пристально следил за новинками советской литературы. Каждое крупное произведение советских художников слова воспринималось им как праздник. Особенно близкими и радостными были для него успехи писателей Урала. Как искренне радовался он новым книгам Л. Татьяничевой, А. Шмакова, М. Гроссмана и других уральцев! На его глазах писался роман А. Шмакова «Петербургский изгнанник». Он слушал отрывки из еще не опубликованных глав. Помнится, он однажды писал:
«А. Шмаков читал мне интересное и очень трогательное место из рукописи о Радищеве».
Невзирая на преклонный возраст, Малютин активно участвовал в общественной и литературной жизни города. Часами просиживал на писательских собраниях, на обсуждениях работы журнала «Урал» и местных газет, на литературных вечерах и встречах.
Тесные дружеские связи устанавливались с общественностью Челябинска: с местными журналистами, библиографами, историками, учителями литературы, юристами, врачами. Его всегда тянуло к людям, перед которыми была распахнута его простая, младенчески чистая душа. Он охотно посещал семьи рабочих, чувствуя к рабочему человеку всегдашнюю симпатию. Отец сообщал мне, что навестил семью одной заводской работницы, где все влюблены в литературу безгранично. С рабочими он встречался и в цехах, и в общежитиях.
«Малютин уже старик, убеленный сединами, но еще бодрый и сохранивший детскую чистую веру в литературу и ее представителей», —
характеризовал его литератор И. А. Назаров. Эта вера, эта привязанность к литературе настолько поглощали его, что он не придавал никакого значения материальным благам и удобствам. В холодный декабрьский вечер он отправляется на большой праздник советской литературы и доволен всем, что услышал на этом вечере.
До последних дней здоровье старого писателя было завидно крепким. Литфонд предлагал ему путевки в подмосковный дом отдыха (Голицыно), но он предпочитал отдыхать в уральских здравницах с их неповторимо-оригинальной природой, когда-то так пленившей певца Урала Мамина-Сибиряка. Полного отдыха, без любимой работы, не признавал.
Последние три года Малютин ездил летом на отдых в город Майкоп, центр древней Адыгеи, где было много знакомых и земляков, в частности дети Дмитрия Павловича Менькова. Вместе с земляком Г. П. Горюновым купили крошечный домик, утопавший в цветах и винограднике. Как ребенок, старый писатель радовался тишине в своем уголке, южной природе, богатым урожаям, хорошим людям.
Приезжая в город цветов и яблонь, к которому ведет от железнодорожного вокзала длинная-длинная дорога, обсаженная пирамидальными тополями, Малютин не уединялся в своем уголке. Он общался с местной интеллигенцией, с писателями и журналистами, с музейными работниками, выступал по радио, печатался в «Адыгейской правде».
Прекрасный климат, весеннее снегоподобное цветение садов, журчанье речки Белой, пробегающей неподалеку от улицы Александра Невского, где стоял коллективный домик земляков, — все это необыкновенно успокаивало и творчески настраивало. Природа щедро одаривала ягодами, вишней, алычой, абрикосами.
«Столько радости, красоты и счастья в жизни, что голова кружится! — восклицал он в беседе с другом. — Жаль, что некоторые не умеют этим пользоваться».
Лето 1962 года было для него последним. Он умер 2 октября. Мне почему-то казалось, что местом его вечного успокоения будет непременно Сибирь или Урал. А он похоронен в городе цветущих яблонь, в гостеприимной земле древней Адыгеи.
Каждую осень, возвращаясь с Черноморского побережья в свой далекий северный городок, я заезжала к отцу в Майкоп. В 1962 году поехала на юг для обычного лечения в неспокойном настроении. Чувство тревоги не покидало, я спешила, не сиделось на месте ни минуты. И это было предчувствием, что несчастье шло навстречу… Меня вызвали в Майкоп телеграммой, извещавшей о кончине отца.
Адыгейские писатели по-сыновнему ласково относились к Малютину. Глубокое сочувствие и участие проявили они и тогда, когда перестало биться его сердце. Все провожали его в последний путь. Литераторы Адыгеи выступали с трогательными речами у могилы. Говорили речи не только знавшие его лично, но и те, кто только слышал о нем от других, и слышал неизменно хорошее. Их слова были согреты любовью, уважением и братской дружбой к старому русскому писателю. Такие речи произносятся лишь по вдохновению, под влиянием большого искреннего чувства и только раз в жизни. Их нельзя забыть.
