Энди Дуган - Неприступный Роберт де Ниро
Были и другие уроки, усвоенные и Скорсезе, и Де Ниро в фильме «Таксист». В одной знаменитой сцене, потом долгие годы демонстрировавшейся в ретроспективах о Скорсезе и Де Ниро, Трэвис осматривает свой арсенал перед тем, как начать бойню. На нем военная камуфляжная роба и специально сшитая им кобура, которая позволила бы выхватить оружие как можно быстрее. Он стоит перед большим зеркалом и рассматривает себя.
«Ты говоришь со мной! — рычит он, мгновенно оборачиваясь. — Ты говоришь со мной! Тут больше никого нет, значит, ты говоришь со мной!»
Это портрет изломанного человека, одновременно и леденящий душу, и комичный. Прием был в принципе использован многими. Но в тот момент это было исключительным созданием Де Ниро. В сценарии Пола Шрейдера просто написано: «Трэвис смотрит в зеркало». Де Ниро экспериментировал с различными вариантами своих слов в этой сцене, а Скорсезе поворачивал камеру. Он поймал и отблеск на бутылке — магия кино. Но здесь присутствовала та техника, которую позднее Де Ниро станет использовать, повторяя разные варианты фразы в поисках истины характера.
«Таксист» стал личной удачей и Де Ниро, и Скорсезе. Хотя по сценарию Трэвис Бикл — уроженец Среднего Запада, и актер, и режиссер легко с ним идентифицируются. В стилистике Скорсезе пошел много дальше в этом фильме, нежели раньше. Трэвис — одиночка, и он может говорить с кем-то или быть наедине с собой в салоне своего такси, зритель все равно чувствует его отчужденность. Хотя Трэвис присутствует почти в каждом кадре фильма, он все время словно замкнут в себе самом.
«Весь этот фильм во многом основан на моих собственных впечатлениях, которые я получил в Нью-Йорке, где родился и вырос, — говорит Скорсезе. — Там есть кадр, где такси проезжает на фоне вывески «Удивительное» — это как раз под моим офисом. Именно «удивительное» — вот моя идея Города. А общая идея картины представляла собой нечто среднее между готическим ужасом и сводкой «жареных» новостей в бульварной газете».
Хотя «Таксисту» предназначено было стать кинематографическим феноменом, своего рода «классикой при жизни», его преследовали неудачи. Джулия Фил липе припоминает, что пробный показ был полным провалом. Лента была смонтирована в соответствии со сценарием Шрейдера, и это было не на пользу фильму. Одним из камней преткновения стала финальная сцена, в которой Трэвис и Бетси снова встречаются. Она спрашивает, как у него дела, и тот отвечает, что у него больше нет особых дел. Филлипс считал, что эта реплика — учитывая массовое убийство, которое до этого совершил Трэвис, — должна вызывать у любой аудитории приступ гомерического смеха. В конечном счете Скорсезе резал и резал фильм, наконец дойдя до версии, которая жертвует последовательностью в пользу развития сюжета.
Первоначально студия «Коламбиа Пикчерс» соглашалась поддержать фильм, если его съемки не потребуют более 2 миллионов долларов. В конце концов, он обошелся в 1,3 миллиона, но даже и при этом студия вовсе не готова была его принять с распростертыми объятиями. Они решили сделать премьеру в маленьком кинотеатре арт-клуба в Вествуде, в Лос-Анджелесе. Студия очень боялась обилия кровавых сцен в картине, особенно в конце. Кроме того, ассоциация МРАА, которая ведает американской системой классификации фильмов, хотела присвоить картине категорию «X», что было для фильма смерти подобно, поскольку ни одна прокатная организация (если ее босс в здравом уме) не купила бы подобную ленту, опасаясь полиции… Наконец Скорсезе добился нужной категории всего лишь тем, что краски в самой жуткой сцене были затушеваны, и кровь уже не выглядела на экране такой вызывающе-красной… Другой спорный момент: звук расстегиваемой «молнии» на брюках Трэвиса, намекавший на последующий половой акт с героиней малолетней Фостер, был оставлен в американской версии проката, но вырезан — в британской.
Когда наконец фильм был показан широкой аудитории, он понравился.
«Я был шокирован тем, как приветствовала аудитория насилие на экране, — признается Скорсезе. — И я не думаю, что это было только одобрение, тут была и сладость ужаса… Я присутствовал на премьере — публика визжала в финальной сцене с кровопусканием. Когда я делал фильм, я не хотел, чтобы люди в зале кричали: давай-давай, добей их! Моя идея заключалась в катарсисе, я хотел заставить их сперва сказать: да, убивай, а потом, подумав, сказать: нет, Боже мой, не надо… И потому мне страшно было видеть и слышать, что творилось с публикой».
Де Ниро вспоминает, что съемка этих сцен стимулировала катарсис совсем другого рода. Они со Скорсезе тогда были очень близки, и им обоим был свойствен черный юмор.
«Однажды я сказал Марти, что нам надо сделать фильм из наших обрезков, — говорит Де Ниро. — Например, от «Таксиста» остались такие кусочки, которые я обязательно использовал бы. Когда, например, мы снимали кровавые сцены, происходило много забавного. Эта сцена «оптового» убийства заняла у нас часа четыре съемок. Техника подводила. Есть масса спецэффектов, и с ними всегда что-нибудь не удается. Вот перед вашими глазами происходит это серьезное, леденящее кровь убийство, и вдруг кто-то что-то роняет, машина останавливается, и становится скорее смешно, чем страшно. И как назло, во время таких сцен все становятся ужасно смешливыми. Во время этой кровавой сцены все прямо покатывались от хохота. Я помню это. Момент был тяжелый, но из-за этого смеха становилось чуть светлее».
А потом он, уже серьезно, добавляет:
«Отчужденность в фильме страшно действует на людей. Вот это и есть магия кино. Вы говорите с ними, как будто с каждым лично, и они переживают — сами не зная отчего…»
Весь фильм пропитан личными отношениями Де Ниро со Скорсезе. Скорсезе откровенно преклонялся перед талантом Де Ниро и оставлял актера наедине с собой в кабине машины, предоставляя на свое усмотрение вести эту сложную роль. В шести последующих совместных фильмах они так и будут поддерживать этот баланс между актером и режиссером, который иногда слегка колеблется из стороны в сторону… В картинах «Бешеный бык» и «Король комедии» Де Ниро явно был ведущим партнером в этой паре. Впрочем, ко времени съемок этих картин они стали уже подобны сиамским близнецам, связь между которыми крепче, нежели между кровными братьями…
Скорсезе говорит о «Таксисте» как о работе, которую он сделал из любви к Де Ниро и к Шрейдеру. Однако в своем интервью «Нью-Йорк таймс» перед самым выходом фильма Скорсезе открывает и другой, скрытый смысл создания этой картины. Один священник, личный друг режиссера, посмотрев фильм, сказал: «Это не столько пасхальное воскресенье, сколько страстная пятница». И с этим намеком Скорсезе, вероятно, согласится.
