Владимир Артамонов - Земля и небо Водопьянова
— Ну что делать с тобой? Как чувствуешь себя?
— Хорошо, — ответил Яковлев, — только вот, — он показал на руку.
— Вот что, — говорит Белков, — поезжай учиться в Рязань в 1-ю Высшую школу штурманов. Там, кстати, и вылечишься…
Особенно тяжелым у Яковлева было ранение в середине войны. Три истребителя ME-110 напали на них в воздухе. Одного «мессера» сбили, а другой, воспользовавшись «зевком» их кормового стрелка, точно послал снаряд в самолет. Снаряд 37-миллиметрового калибра прошил кабину стрелка, где сидел Яковлев, ударил в приборную доску и разорвался на множество осколков, которые в большом количестве поразили его. Один из осколков нанес особенно тяжелое ранение — проник в кишечник. Командир корабля П. И. Архаров, подбадривая пятерых раненых из своего экипажа, дотянул самолет до Москвы, спас жизнь товарищам. К самому критическому сроку доставлен был Яковлев на операционный стол. Операция длилась около четырех часов: усекали пораженные места, извлекли восемьдесят осколков!
Такой суровый опыт выковал в нем спокойствие и неторопливость в напряженных ситуациях, помог в дальнейшем добиваться перевеса в воздушных поединках с врагом.
Недавно Яковлев вспоминал:
«Мы много посбивали вражеских самолетов. Как увидим — летит, открываем огонь всеми огневыми точками. Ты или не ты сбил, не всегда определишь, только смотришь — загорелся…»
…Удача ли это, водопьяновская ли заслуга, связанная с его мастерством летчика, но, вылетая, вместе с Михаилом Васильевичем на задания, Яковлев ни разу не был ранен.
По прибытии в дивизию молодое пополнение было введено в курс дела, облетано на самолетах Пе-8. Яковлев вскоре встретился с Михаилом Васильевичем, в экипаж которого был зачислен. Вместе летали на Смоленск, на Вязьму… Рядовые полеты не очень запоминались, их приходилось иной раз по два на день, а полеты на дальние цели, когда преодолевали по 10–12 часов без посадки, хорошо запомнились.
Знакомство с экипажем Водопьянов начинал с переклички, когда все находились на своих местах в самолете. Штурман — майор такой-то, стрелок-бомбардир — сержант такой-то… Михаил Васильевич объяснял цель, на что обратить внимание при подходе к объекту и его бомбардировании. Он любил шутку, подбодрял людей, кого-нибудь дружески подденет или, заметив, что тот или иной из молодых взгрустнул, скажет ласковое слово… Умел поднять настроение.
Был примечательный — но и тяжелейший! — полет на Кенигсберг. Он на всю жизнь запомнился М. И. Яковлеву. Может быть, Михаилу Васильевичу и не следовало принимать решения лететь в такую плохую погоду. Особенно она проявила себя при подходе к этому фашистскому городу-укреплению. Самолет попал в сплошную облачность. Радиосвязь из-за сильных грозовых разрядов отсутствовала: сгорела антенна;
От грозовых разрядов согнулись в дугу стволы пушек, от всех выступающих частей самолета тянулись огненные шлейфы, метра на два-три. Вся машина окутана пламенем. Личное оружие каждый в таких случаях с себя снимал и клал на пол, на корпус самолета, чтобы патроны не взорвались, потому что грозовой разряд приходится на выступающие части самолета и с них сходит. Самолет стал трудноуправляемым. Но все же экипажу удалось отбомбиться. Выйдя из грозовой тучи, он оказался уже небоеспособным…
Зенитная стрельба в районе Кенигсберга велась беспорядочно. Выше пролетали еще какие-то самолеты, но, чьи они, определить было невозможно. Радиосвязи не было. И на этот раз водопьяновский экипаж считали погибшим. Но Водопьянову удалось посадить самолет в городе Коврове.
М. И. Яковлев отмечает великолепное летное мастерство М. В. Водопьянова, который всегда искусно уходил от атак противника. Он постоянно упоминает о его талантливости и человеческой доброжелательности…
Тот полет был последним для Михаила Васильевича. Вскоре он попал в автомобильную катастрофу. Поломал ребра, разбил лицо. Пролежав четыре месяца в больнице, стал затем военпредом на авиазаводе.
Теперь Водопьянову предстояло решать вопросы по выпуску бомбардировщиков с улучшенными данными. Они причинили фашистскому тылу еще множество неприятностей. На Пе-8 сначала стояли двигатели, имевшие недостаточную мощность, — запланированной высоты полета 10–12 тысяч метров они не обеспечивали, самолет мог подниматься не более чем на 8 тысяч метров. По настоянию Водопьянова, много раз приезжавшего на Казанский завод, на Пе-8 стали устанавливаться новые двигатели. Они не «задыхались» теперь в полете, как это происходило с предыдущими, были более экономичными. Делали их поначалу мало. Михаил Васильевич способствовал ускорению их выпуска в большем количестве.
Генерал М. И. Шевелев, отмечая заслуги Водопьянова в своевременном выпуске самолетов с улучшенными качествами, сказал, что после этого наши самолеты стали летать легко и быстро, как птицы. Теперь уже бомбардировщики без промежуточной посадки сразу летели на Берлин, Данциг, Кенигсберг…
Участие Водопьянова в боевых полетах в годы войны, особенно в нападении на Берлин в первые месяцы, его усилия по повышению качества авиационной материальной части сыграли заметную роль в общей победе над врагом.
Есть и еще одна его заслуга… Находившиеся рядом с ним равнялись на него, проявляли лучшие свои качества и умения. Много героев-летчиков появилось в годы Великой Отечественной войны, и среди них были те, кто воевал рядом с Водопьяновым. Членам его экипажа Э. К. Пусэпу и А. П. Штепенко в 1942 году было присвоено звание Героя Советского Союза. Дважды Героем Советского Союза стал воевавший в 81-й дивизии летчик А. И. Молодчий. Начатый Водопьяновым и его товарищами в 1934 году список Героев пополнялся.
С ним рядом воевали и его сыновья — авиамеханики Василий и Владимир и племянники — воздушные стрелки Анатолий и Виктор…
И осталось людям
Уже говорилось о писательских наклонностях Михаила Васильевича. Без натяжки можно сказать, что Михаил Васильевич написал хорошие книги об авиации. В них подкупает — и этим они особенно ценны — достоверность событий, участником которых он был, причем ведь почти всегда главным их участником. И в этом отношении он тоже является феноменом. В самом деле, как было бы полезно, если бы многие люди умели не только хорошо работать, но и мало-мальски сносно описывать то, что они делают. Потомкам легче было бы разобраться в деяниях предков, узнать об их жизни, составить свое представление о времени…
Михаил Васильевич и в этой области сумел оставить свой заметный след. Он написал книги о виденном им «в небе и на земле», о своих товарищах по работе, как очень известных, так и известных немногим. Без них, считал он, не было бы и его дел.
