Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов
С самым сердечным приветом
И.О.
Я тружусь над «Смертью Веры Назимовой» для НЖ. Скоро кончу.
54. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой. 26 сентября 1954. <Нью-Йорк>.
26 сент. 1954
Дорогая Ирина Владимировна, прошу прощения, что я медлил с ответом, но видит Бог — я замучен работой, да и старость одолевает — недугую всячески. Поэтому и сегодня — оч<ень> кратко, хочу только не «свинить дальше» и ответить Вам хотя бы кратко на Ваше, как всегда, милое и очаровательное письмо. Очень рады, что посылка пришлась Вам по душе. В своей замотанности мы не удосужились Вам написать, что для того, чтобы заполнить «вакуум» в коробке — жена вложила сверху какие- то совершенно негодные вещи — просто чтобы не «болталось», так что Вы на эти заполнения вакуума не обращайте внимания и в будущем. Вам пошла из Питерсхем вторая посылка — она ушла числа 3-го, кажется, сентября, так что Вы ее уже скоро получите, там оч<ень> недурные вещи — и никакого вакуума. Получите, напишите, как и что? Насчет «О<ставь> н<адежду> н<авсегда>» — в этом номере НЖ, к сожалению, рец<ензии> не будет. Юрас<ов> не успел, а я-то уж и вовсе не успел бы. Но он хочет во что бы то ни стало написать и через неделю мне уже даст. Я все же держусь того мнения, что именно новейшего <автора> рецензия ценна, как отпор Ширяеву, а я послежу за всем. «Нашу стр<ану>» — тоже читал — ну, что же тут поделаешь — «трезвенники спирт глушили» — и хотят нас бить резинами [352] (в частности, насчет резин у меня есть сомнения, это, по-моему, у Г. В. уже что-то «европеизированное», мы же были не каучуковые совершенно — у нас больше были — дубины, чем резины. Как Вы думаете, Г. В.?). Стих этот вошел, хоть и с превеликими трудами (типограф ругался, но кончил). Кстати, в последнюю минуту дал одно стихотворение Ир. Влад. — насчет мышей в Париже. [353] Будет хорошо, увидите. Сейчас простите, кончаю, обрываю, уезжаю, умираю — но все же цалую Ваши ручки (нет, руки) и Г. В. самый сердечный приветище!
<Роман Гуль>
55. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 16 октября 1954. Париж.
16.10.54.
Дорогой Роман Борисович,
Вы знаете, что не в моих правилах оставлять письма без ответа, но известие о том, что в Нов. Журнале не будет отзыва об «О<ставь> н<адежду> н<авсегда>» не только потрясло меня, но и было для меня настоящей катастрофой.
Этого уж я, во всяком случае, не ожидала. И пережить этот удар мне было не легко — гораздо труднее, чем брань Ширяева.[354]
Но теперь это уже прошлое —
...Одной надеждой меньше стало...[355]
Ну, что же? Не такие царства погибали...[356] И довольно об этом. Но, чтобы не возвращаться к «обманувшей надежде» — мне теперь совершенно безразлично, будет ли что-нибудь о моей книге в следующем номере Нов. Журнала или нет.
«Дорого яичко... к известному дню»,[357] а раз срок пропущен, то я отлично обойдусь обещанием, как, кстати, уже обошлась обещанием отзыва о «Контрапункте», впрочем, тогда и необходимости в нем не было.
Мне очень неловко, что я до сих пор не поблагодарила Ольгу Андреевну за посылку. Пожалуйста, передайте ей мои извинения и сердечную благодарность.
Желаю Вам всего хорошего.
И. Одоевцева
56. Георгий Иванов - Роману Гулю. <Начало ноября 1954>. Париж.
<Начало ноября 1954>
28, rue Jean Giraudoux
Paris XVI
Дорогой Роман Борисович,
Очень надеюсь, что это письмо не останется без ответа. Последнее Ваше письмо, сообщавшее, что рецензии о «Ост. над. навсегда» не будет, имеет уже более чем сорокадневную давность. О том, как оно нас приятно огорошило, Вы знаете. Особенно после Вашего желания и обещания сделать «все», чтобы книгу защитить от хамских выпадов Ширяева [358] <переделано из Широкова. — Публ.>. Скажу — дружески откровенно — когда мне не спится и я вспоминаю о моем истерически-благодарственном послании в ответ на Ваше письмо к И. О. из деревни — после прочтения ее книги — я краснею «до корней волос». За себя, разумеется. Возможно, что Вы, оказавшись в Нью-Йорке, погрузились в свои дела и Вам не до нас. Это бывало и прежде. Но все-таки... Хотелось бы думать, что и на этот раз так. Во всяком случае, я не ждал, принимая во внимание «обстоятельства», что опять между нами станет — и как будто очень толстая — стенка молчания. Итак, буду ждать ответа. Желаю Вам всего лучшего. Ваш
Георгий Иванов,
P. S. Будьте милым, отправьте прилагаемое письмо М. М. Карповичу [359] — потерял его адрес.
1955
57 Георгий Иванов - Роману Гулю. <Начало 1955. Париж>.
<Начало 1955>
28, rue Jean Giraudoux
Paris XVI
Дорогой Роман Борисович,
С Новым Годом. И давайте в Новом Году забудем наши «недоразумения». Ведь они сущий вздор, выеденное яйцо. Если бы мы с Вами жили в одном городе и дружили бы, как это нам самой природой предназначено, такие стычки — не продолжались бы дольше 24 часов.
И объяснять, по-моему, не стоит. По крайней мере с моей стороны «неизжитой» остается обида, что Вы сняли посвящение на «Камбале» — я раз десять уже собирался Вам написать и только по «физическим причинам» не мог собраться. Одна из них: Вы обмолвились загадочной фразой: «Странно Вы пишете письма — они дают как раз обратный результат» [360] и т. д. Я пишу письма как попало из-за зашоренности и неврастении и, возможно, пишу не то и не так. И вот, мысль, что напишу не то, лежала передо мной вроде бревна через разделяющий нас океан.
Как бы там не было, протягиваю Вам дружески руку и очень рассчитываю получить обратной почтой нечто милое, похожее на одно из тех Ваших милых писем, которых у меня толстая пачка. Тогда отвечу Вам и в дружеском плане, и изложу некоторые свои дела.* Не хочу писать о них до Вашей весточки. Жму руку. И. В. кланяется. Видите, я чувствую себя связанно и пишу на редкость коряво. Это Вы меня запугали. Ваш сердечно Г. И.
*Ах, извинитесь, пожалуйста, перед Сазоновой: [361] скажите, что был болен, польщен, благодарю, пришлю книги и т. п.
58. Роман Гуль - Георгию Иванову. 20 января 1955. <Нью-Йорк>.
20 января 1955
Дорогой Георгий Владимирович,
И Вас — с Новым Годом! Получил Ваше письмо. Я совершенно согласен с Вашим предложением: принимаю единогласно! Будем в Новом Году себя вести хорошо. Насчет того, что я снял посвящение с «Камбалы» — прошу прощенья. Но дело в том, что я с детства не люблю рыбы. Ей-Богу. А вообще я был бы, конечно, очень польщен Вашим посвящением. Только, чур, не на рыбьем, а что-нибудь такое — чудесное, лирическое.
