Мария Башкирцева - Дневник
– Ну, видите, мы опять не говорили о делах, будем серьезны и поговорим.
– Да, поговорим.
– Во-первых, как быть, если вы уезжаете завтра? Не уезжайте, прошу вас, не уезжайте!
– Это невозможно. Тетя…
– Она такая добрая! Останьтесь.
– Она добрая, но она не согласится… И поэтому – прощайте… может быть, навсегда!
– Нет, нет же, ведь вы согласились быть моей женой.
– Когда?
– В конце этого месяца я буду в Ницце. Если вы согласитесь на то, чтобы я удрал, взяв в долг, я поеду завтра же.
– Нет, я этого не хочу; в таком случае я вас больше не увижу.
– Но вы не можете помешать мне ехать безумствовать в Ниццу.
– Нет, нет, нет, я вам это запрещаю!
– Ну, так надо ждать, чтобы мой отец дал мне денег.
– Послушайте, я надеюсь, что он будет рассудителен.
– Да он ничего не имеет против, мать говорила' с ним, но если он не даст мне денег? Вы знаете, как я зависим, как я несчастлив!
– Потребуйте.
– Дайте мне совет, вы, рассуждающая как книга, вы, говорящая о душе, о Боге; дайте мне совет!
– Молитесь Богу,- говорю я, подавая ему мой крест, и готовая рассмеяться, если он примет это в шутку, и соблюсти строгий вид, если он примет это серьезно.
Он увидел мой невозмутимый вид, приложил крест ко лбу, и опустил голову в молитве.
– Я помолился,- сказал он.
– Правда?
– Правда. Но дальше… Итак, мы поручим это барону Висконти.
– Хорошо.
Я говорила «хорошо», а думала: «это мы еще посмотрим».
– Но это нельзя сделать так скоро,- сказала я.
– Через два месяца.
– Вы смеетесь? – спросила я, как будто это было совершенно невозможно.
– Через шесть.
– Нет.
– Через год?
– Да, через год. Вы подождете?
– Если нужно, только бы я мог видеть вас каждый день.
– Приезжайте в Ниццу, потому что через месяц я уезжаю в Россию!
– Я поеду за вами.
– Это невозможно.
– Почему?
– Мать моя не захочет.
– Никто не может помешать мне путешествовать.
– Не говорите глупостей.
– Но ведь я вас люблю!
Я нагнулась к нему, чтобы не потерять ни одного его слова.
– Я всегда буду любить вас,- сказал он.- Будьте моей женой.
Мы входим в банальности влюбленных, банальности, которые становятся божественными, когда люди действительно полюбили навсегда.
– Да, право,- говорил он,- это было бы так хорошо, прожить жизнь вместе, у ваших ног… обожая вас… Мы оба будем стары, так стары, что будем нюхать табак, и все-таки всегда будем любить друг друга. Да, да, да… милая!..
Он не находил других слов, и эти слова, такие обыкновенные, становились в его устах величайшей лаской.
Он смотрел на меня, сложив руки. Потом мы рассуждали, потом он бросился к моим ногам, крича задыхающимся голосом, что я не могу его любить, как он меня любит, что это невозможно. Потом он захотел, чтобы мы признались друг другу в своем прошлом.
– Ваше прошлое, милостивый государь, меня не интересует.
– О! Скажите мне, сколько раз вы любили?
– Раз.
– Кого?
– Человека, которого я не знаю, которого я видела десять или двенадцать раз на улице, который не знает о моем существовании. Мне тогда было двенадцать лет, и я никогда с ним не говорила.
– Это сказка!
– Это правда!
– Но ведь этот роман – фантазия; это невозможно, это тень какая-то!
– Да, но я чувствую, что не стыжусь этой любви: он стал для меня чем-то вроде божества. Я ни с кем его не сравниваю, не находя для этого никого достойного.
– Где же он?
– Да я не знаю. Очень далеко, он женат.
– Вот безумие!
И мой чудак Пьетро имел весьма недоверчивый и пренебрежительный вид.
– Да, это правда. И вот, я люблю вас, но это уже не то.
– Я вам даю все мое сердце, а вы мне даете только половину своего,- говорил он.
– Не просите слишком многого и постарайтесь удовлетвориться.
– Но это ведь не все? Есть еще что-нибудь?
– Это все.
– Простите меня, но позвольте мне на этот раз вам не поверить. (Как вам понравится такая испорченность!)
– Нужно верить правде.
– Не могу.
– Ну, тем хуже!- воскликнула я, рассердившись.
– Это превосходит мое понимание,- сказал он.
– Это потому, что вы очень испорчены.
– Может быть.
– Вы не верите тому, что я еще никогда не позволяла поцеловать себе руку?
– Простите, но я не верю.
– Сядьте подле меня,- говорю я,- поговорим, и расскажите мне все.
И он рассказывает мне все, что ему говорили и что он говорил.
– Вы не рассердитесь? – говорит он.
– Я рассержусь только в том случае, если вы что-нибудь скроете от меня.
– Ну, так вот что! Вы понимаете – наша семья здесь очень известна…
– Да.
– А вы иностранцы в Риме.
– Что же из этого?
– Ну, так моя мать написала в Париж разным лицам.
– Это вполне естественно; что же обо мне говорят?
– Пока ничего. Но, что бы там ни говорили, я буду вечно любить вас.
– Я не нуждаюсь в снисхождении…
– Теперь,- говорит он,- затруднение в религии.
– Да, в религии.
– О!- протянул он со спокойнейшим видом.- Сделайтесь католичкой.
Я остановила его очень резко.
– Хотите, чтобы я переменил религию? – воскликнул А.
– Нет, если бы вы это сделали, я бы стала вас презирать.
В действительности я сердилась бы только из-за кардинала.
– Как я вас люблю! Как вы прекрасны! Как мы будем счастливы!
Вместо всякого ответа я взяла его голову в свои руки и стала целовать в лоб, в глаза, в волосы. Я сделала это больше для него, чем для себя.
– Мари! Мари!- закричала тетя наверху.
– Что такое? – спросила я спокойным голосом, просунув голову в дверь, чтобы казалось, что голос раздается из моей комнаты.
– Два часа, пора спать…
– Я сплю.
– Ты раздета?
– Да, не мешайте мне писать.
– Ложись.
– Да, да.
Я спустилась и нашла пустое место: несчастный спрятался под лестницу.
– Теперь,- сказал он, возвращаясь на свое место,- поговорим о будущем..- Поговорим.
– Где мы будем жить? Любите вы Рим?
– Да.
– Ну, так будем жить в Риме, только отдельно от моей семьи, совсем одни!
– Еще бы, да мама никогда бы и не позволила мне жить в семье моего мужа.
– Она была бы совершенно права. И к тому же у моей семьи такие странные принципы! Это была бы пытка. Мы купим маленький домик в новом квартале.
– Я предпочла бы большой.
И я подавила многозначительную гримасу.
– Ну, хорошо, большой.
И мы принялись – он, по крайней мере,- строить планы на будущее.
Видно было, что этот человек торопится изменить свое положение.
– Мы будем выезжать в свет,- сказала я,- мы будем жить широко, не правда ли?
– О, да! Говорите, рассказывайте мне все.
