Олег Туманов - Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину
Осенью 1966 года Вилли Клумп сообщил, что для меня и второго сотрудника подобрано отдельное жилье.
Речь шла о красивой двухэтажной вилле с садом на углу Леопольд и Руманштрассе. Здесь я смог комфортабельно поселиться за 100 марок в месяц и первое время жил в доме один, так как на радио еще не наняли второго сотрудника.
Я обставил свою комнату на первом этаже самой лучшей мебелью. Рядом размещалась каминная комната с собственным баром. Короче говоря, здесь можно было организовать себе приятное пребывание. Только в начале следующего года здесь поселились еще двое молодых американцев, которые проходили практику в Институте СССР. Я также посещал там лекции по филологии, экономике и политологии, проходившие под руководством внука бывшего знаменитого белогвардейского адмирала Колчака. В то время я открыл для себя новую область русской литературы — книги Булгакова, Замятина, Аверченко, Бунина и Бабеля, чьи публикации долго запрещались в Советском Союзе.
Один из американцев был сын зажиточного хирурга из Калифорнии. Он хорошо владел русским языком и мечтал о карьере дипломата. Другой был евреем и имел целью прикупить участок земли где-нибудь в Колорадо и открыть там ресторан.
Вечером мы обычно собирались на кухне, где каждый готовил себе ужин в зависимости от собственных предпочтений, вкуса и финансовых возможностей. Я быстро съедал свой пакетик супа и пару бутербродов. Будущий ресторатор был вегетарианцем и хлебал со скукой свою овсяную кашу, в то время как калифорниец готовил себе сочные стейки с салатом, завершая мороженным на десерт… У меня текли слюнки. Такое поведение было для меня совершенно новым и странным, так как дома в СССР я привык к чему-то совершенно иному. Когда у нас вместе садились за стол, то угощали друг друга тем, что у каждого было. А на Западе каждый заботился только о себе.
В начале 1967 года меня приняли на постоянную работу сотрудником «Радио Свобода» и я получил пожизненный договор с месячным окладом в 1100 немецких марок.
Все шло лучше не пожелаешь.
С первой подругой по имени Урсула я провел в Мюнхене два года. Она была дочкой высокого немецкого чиновника в Министерстве внутренних дел, родом из Судет. Урсула была худой, симпатичной и очень сексуальной брюнеткой. Я готов был на ней жениться, если бы тогда не пришлось уйти с радио. Урсула и ее родители настаивали на этом, требуя, чтобы я пошел учиться. К сожалению, этот вариант был невозможен.
В конце зимы Вилли Клумп вызвал меня к себе на беседу.
«Слушай, Олег, — начал он. — Тебя наняли работать в Германии, поэтому ты до сих пор находишься в списке “негров”, считаясь чернорабочим. Не так ли?»
«Вероятно», — осторожно ответил я, не зная, к чему он клонит.
«Поэтому у тебя нет прав на бесплатную квартиру и другие привилегии. Мы об этом думали и вспомнили, что ты сюда приехал из Ливии. Так ведь было, не правда ли? Тогда мы можем записать в рабочий договор, что наняли тебя в Ливии. Если ты не против?»
«Но ведь меня совсем не нанимали на работу в Ливии…»
«Не парься, это абсолютная формальность. У тебя сразу появится новый статус. Подписывайся здесь, и сразу будешь в двухкомнатной квартире. Смелей, Олег».
… Чуть позднее, празднуя новоселье в уютной квартире на Терезиенштрассе, я перешел в категорию «мулатов», вооружившись кредитом в 2000 марок, чтобы соответствующим образом обставить новое жилье. Урсула помогала мне. В этой квартире я провел около полутора лет. Незадолго до знаменательных событий в Чехословакии мне предложили квартиру в новостройке на Электраштрассе, 13. Это уже была по-настоящему квартира люкс! Уютная, светлая и современно обставленная.
Приблизительно в это же время наше радиостанция поменяла свое адрес, перебравшись в новое здание на Арабеллаштрассе. Первоначально здесь предполагался гражданский госпиталь, но городские власти не смогли оплатить здание. Так что американцы приобрели эту недвижимость, объединив под одной крышей «Радио Свобода» и «Радио Свободная Европа». В руководстве нашего радио также произошли значительные перемены. Бахраха отправили в Париж, назначив директором филиала радио во Франции, а Перуанский перенял его ставку в Мюнхене. Занятно, что это перемещение только усилило прежде существовавшую конкуренцию между нашим отделом, отвечавшим за новости и комментарии в первый получас передачи, и русской редакцией, составлявшей передачи по культуре, науке, истории и спорту для второго получаса. Конкуренты считали нас журналистами второго класса, «бедными репортерами», в то время как себя оценивали высококлассными профессионалами.
В это время директор русской редакции Витольд Ризер обратил на меня внимание и решил переманить к себе. Сначала он предложил руководству РС отправить меня вместе с опытным корреспондентом Александром Михельсоном в Лондон, Париж и Цюрих, чтобы мы подготовили там передачи о типичных европейцах.
«Туманову, наконец, следует увидеть мир», — настаивал Ризер. — Кроме Германии, он ничего не знает». Этой логике нечего было противопоставить. Почувствовав себе конкурента, Перуанский, тем не менее, скрипя зубами, подписал мою двухнедельную командировку.
Мне поручили в этой служебной командировке в первую очередь собирать опыт. Полагалось везде таскать за Михельсоном его тяжелый магнитофон, помогать брать интервью и практиковаться в журналистике. Что я самоотверженно выполнял. Я был под впечатлением от достопримечательностей Лондона, бульваров Парижа и с умилением созерцал горный ландшафт Швейцарии. Это была великолепная поездка. Несмотря на то, что Перуанский ревновал меня и за мою работу в русской редакции после моего возвращения считал меня предателем.
Поворотным моментом в моей карьере на «Радио Свобода» стали знаменательные события 1968 года в Чехословакии. Советские танки подавляли стремление чехов и словаков к свободе, в то время как благодаря этим событиям я поднялся на уровень ведущего журналиста на «Радио Свобода». В этом был некоторый парадокс.
До этого я работал диктором, изредка составлял небольшие комментарии. Точнее, «прислуживал» другим сотрудникам. Безусловно, два года на радио не прошли бесполезно, так как я мог наблюдать за работой опытных журналистов, проводить анализ и делать собственные выводы. Внутренне я уже созрел, чтобы перейти из категории практикантов в категорию профессионалов. Необходим был только повод, сигнал, вызов …
В ночь с 20 на 21 августа 1968 года в моей квартире громко зазвонил телефон и вырвал меня из глубокого сна.
«Олег, тут Перуанский. Торопись на радио».
«Что стряслось? Война, что ли? Или пожар разгорелся? Может, диверсия какая?».
