Том Риис - Ориенталист
Песнопения, в которых говорилось о муках Хусейна за грехи человеческие, постоянно исполнялись в городах и селениях Персии, а основным видом театральных представлений в стране были мистерии в память о его жертвенной, мученической смерти. Как-то караван застрял в одном городке из-за того, что там отмечался ежегодный праздник Ашура. Улицы были заполнены мужчинами, музыканты играли свои заунывные мелодии на барабанах, флейтах и тарелках-кимвалах, а молодые люди, сверстники Льва, шли по улицам обнаженные до пояса, бичуя себя и возглашая: «Хасан, Хусейн, Хасан, Хусейн!» За этой процессией двигались жители городка, шиитские священнослужители встречались повсюду на городских улицах, они направляли движение толпы, обращались к ней с призывами. Больше всего Льва заинтересовали старики с длинными волосами, которых он в первый момент принял за женщин. Поверх буйной шевелюры некоторые носили оранжевые шапочки с остроконечным верхом. Все они были босы, и в течение всего праздника многие из них хлестали себя по спинам и плечам небольшими плетками с вплетенными в хвосты железными полосками, вознося при этом молитвы. Это были дервиши — те, кто в поисках религиозной истины отрешался от всего материального. Священный орден этих танцующих нищих получил распространение вместе с гностическим, экстатическим движением суфиев по всей Азин. Лев обратил внимание на то, что «в их обществе можно было видеть купцов, воинов, князей, даже иностранцев. И не стоило удивляться, если оборванный, длинноволосый попрошайка вдруг обращался к тебе на улице по-немецки, по-французски или по-английски. На Востоке богатство и образование существуют отдельно одно от другого. Дервиш обязан оставаться нищим попрошайкой, даже если его орден на самом деле является главным кредитором правительства… Дервиши неустанно передвигаются из одного города в другой, проповедуют на базарах о грядущем конце света, а также с большой гордостью заявляют, что в их рядах можно найти лучших людей страны».
Персидские шииты-мусульмане чрезвычайно привлекали Льва. Это был ислам в самом своем пьянящем виде — в жертвенном танце самопожертвования. Ему нравилось непритворное религиозное рвение, бурлившие вокруг него страсти, — такого он никогда не видел у себя в Баку. Шиизм поощрял побежденных, жертв несправедливости, и это укрепило представление Льва об исламе как бастионе героического сопротивления в мире, исполненном грубой силы и неправедности.
Вместе с тем Персия была страной тиранов и самодуров. Когда караван пересекал провинции Мазендаран и Гилян, его остановил некий всадник в красочных персидских одеждах. Он представился как посланник Джафар Хана, правителя этого региона. Хан просил приветствовать путешественников, сказал всадник, и пожелал передать им, что все они будут казнены. Не соблаговолят ли они подождать, пока хан не явится, для того, чтобы самолично исполнить свой приговор? У Льва возникло дурное предчувствие, что это вовсе не розыгрыш и они в самом деле могут погибнуть от руки какого-то безумца, пусть и весьма колоритного, словно сошедшего со страниц «Тысячи и одной ночи», — и это после того, как им с отцом удалось уцелеть во время событий Гражданской войны в Азербайджане и Бухаре! Однако Абрам Нусимбаум лучше разобрался в происходящем. Лев вслушивался в начавшуюся между отцом и посланником хана мучительно-дружелюбную перепалку. Перс выражался настолько вежливо и осторожно, что невозможно было понять, к чему он клонит. Однако Абрам продолжал разговор, и все стало ясно, когда посланник в конце концов проговорил: «К чему вам деньги, если вы все равно умрете?» Беглецы вздохнули с облегчением: всадник всего лишь желал получить с них некую мзду, а это для всякого, кто вырос на Кавказе, дело обычное. Правда, манера, в которой это было сделано, оказалась чрезвычайно причудливой. Но они ведь оскорбили хана, пересекая его владения и не предложив ему какого-либо подношения, пояснил посланник, известивший их далее, что не следует воспринимать требование заплатить за проезд как примитивное желание получить презренные деньги. «Что скажут в других странах, узнав, что даже такие премногоуважаемые путешественники, как вы, отказываются что-нибудь подарить нашему хану?» — вопрошал посланник. После длительных переговоров и отчаянной торговли Лев и Абрам отослали с всадником письмо для хана, составленное в самых цветистых выражениях и с вложенным в него денежным «подарком», и курьер лихо поскакал прочь, — точь-в-точь средневековый рыцарь. А когда вернулся, нагнав караван, то передал Абраму и Льву настоятельное приглашение Его Высочества Джафар Хана пожить у него, побыть его гостями.
Путешествуя с караваном, Лев познакомился с религиозной жизнью Персии. Теперь, живя при дворе Джафар Хана, он получил возможность составить себе представление о политической жизни страны. Каждое утро Лев являлся на заседания правительства хана, которые были посвящены почти исключительно получению подношений от его многочисленных подданных. При этом ассортимент этих подношений был невероятно широк: от золотых и серебряных монет до живых кур и мешков с мукой. Принималось все без разбору. Порой серьезное правительственное совещание прерывалось каким-нибудь вполне легкомысленным занятием, чтобы несколько развеяться: однажды во дворе выпустили из клетки стаю голубей, и хан успешно перестрелял их одного за другим. Это тоже было использовано для сбора подарков: после каждой подстреленной птицы властелин получал от придворных поздравление и несколько монет для ханской кошечки.
Лев никак не мог понять, когда они с отцом наконец смогут покинуть двор хана. Они даже не могли определить для себя, являются они гостями хана или его пленниками, но спрашивать об этом представлялось им неблагоразумным. Более того, у Льва была почетная стража — двое вооруженных до зубов, хотя и босоногих, солдат, выполнявших роль телохранителей и потому следовавших за ним повсюду. Там, где было особенно грязно, они несли его на руках — так же, как поступали его слуги у них дома, в Баку.
Персия была обителью не только религиозности, но и чувственности. В «Нефти и крови на Востоке» Лев описывает, как однажды ночью в помещение, где жили они с отцом, хан прислал «бичо», или мальчика для удовольствий. Лев объяснил слуге, который сопровождал мальчика, что они не способны оказать честь столь щедрому дару, «поскольку наши интересы находятся в другой сфере». Момент был затруднительный, неловкий. Рассыпавшись в извинениях, слуга удалился. Едва отец с сыном устроились на ночь, прямо на полу, на подушках и коврах, как слуга вновь появился у их двери. С ним были две молоденькие девушки, с любопытством постреливающие глазками сквозь тонкую чадру в путешественников. На сей раз отказаться от их общества было, как пишет Лев, совершенно невозможно «с точки зрения благовоспитанности».
