Кирилл Евстигнеев - Крылатая гвардия
- Что скажете, "головастики"? Ведущий "Беркута" в восторге:
- Молодцы! Красиво сработали. Приятно иметь с вами дело! Спасибо!
Так же поблагодарив "больших" за совместную работу, мы пошли на посадку.
Когда я вылез из кабины, механик Козлов был уже рядом:
- С победой, командир?
- Да, "пешки" ударили как надо, а Тернюка можешь поздравить: сбил "сто девятого".
- Что я говорил? Порядок! А насчет поздравления - не беспокойтесь, будет сделано, - пообещал механик.
В конце дня, перед заходом солнца, когда мы были в столовой, к нашему столу подошел Козлов. Лихо козырнув и получив разрешение обратиться к Тернюку, он поставил перед ним пол-литра шнапса.
- Алексей Эммануилыч, поздравляю! А это, - сержант показал на бутылку, подарунок от технической мысли.
Тернюк смутился:
- Петро, спасибо, да я не пью...
- Положено, командир. Нарком определил по сто граммов, а тут на всех и того не будет. Бейте врага, как сегодня! Успеха вам...
Мы выпили за общий успех и победу, за здоровье Тернюка и чтобы фрицам от него было лихо до полного их разгрома.
12 июля наступил новый этап Курской битвы. Войска Брянского и на левом крыле Западного фронтов, поддерживаемые авиацией, перешли в контрнаступление против орловской группировки фашистов. Тремя днями позже к ним подключились войска правого крыла Центрального фронта.
Боевой работы прибавилось и нам на белгородско-харьковском направлении. В воздушных сражениях под Курском советская авиация окончательно завоевала стратегическое господство в воздухе, но оно пришло не сразу.
Мне вспоминается боевой вылет того времени, когда по стечению ряда не очень приятных обстоятельств над полем боя пришлось остаться одному. Высота была 3500 метров, и я решил забраться повыше: при таких преимуществах, как скорость и высота, маневр обеспечен. Вскоре увидел перед собой пятерку истребителей и вначале не мог понять, чьи они: свои или чужие? Сближаясь с пятеркой, я думал: если это Ме-109 - атакую и, не ввязываясь в затяжной бой, отрываюсь.
Да, это были "мессершмитты", и я поступил, как было задумано. Пикирую на тройку, так, чтобы, не выходя из атаки, нанести удар и по идущей ниже паре. И вот даю очередь по тройке - безрезультатно. Проскакиваю к паре, а она маневром уходит из-под удара и тут же начинает наседать на мой хвост. "Вот это дело: атакующий сам попал как кур во щи", - пронеслась досадная мысль. Пытаясь уклониться от боя, я взмываю ввысь, пара Ме-109 не отстает, сближается... На этой высоте "лавочкину" трудно, тягаться с "мессами", и тогда снова бросаю машину в пике. Неравная схватка, зачинщиком которой я стал по собственной воле, переходит на 2000-2500 метров, где мой самолет не уступает "мессершмитту". "Сто девятые" не торопятся. Атаки их грамотны и методичны: умело маневрируя, они пытаются взять меня в клещи. Пара слева, пара справа почти одновременно атакуют и атакуют мой "лавочкин". Несколько раз скольжением под атакующих или боевыми разворотами мне удавалось избежать поражения.
Но вот я допускаю ошибку: на какую-то долю секунды задерживаюсь с маневром и расплачиваюсь за это. Очередь "сто девятого" - треск, хлопок, и фанерной обшивки на плоскостях как не бывало: разрывы снарядов и встречный поток воздуха мгновенно раздели крылышки истребителя. Самолет резко опускает нос, сваливается па крыло, переходит в отрицательное пикирование. Меня вытягивает из кабины, но я все-таки пытаюсь управлять исковерканной машиной. Она вяло очень неохотно! - почти над самыми верхушками деревьев выходит из пикирования. Осматриваюсь: четверка "мессеров" уходит от линии фронта, они, видимо, решили, что со мной все покончено...
А я, оставшись один, подсчитываю убытки: плоскости полностью раскрыты видны лонжероны, нервюры, нижняя обшивка. Левый посадочный щиток поврежден, руль поворота на движение педалями не реагирует. Одни элероны да руль глубины еще слушаются ручки управления.
Осторожно доворачиваю до нужного курса и лечу, надеясь на русское авось...
Посадку я произвел с ходу, подрулил к капониру. Навстречу бежит механик: вид у сержанта удивленный, словно перед ним появился нежданно-негаданно инопланетянин и он не знает, как поступить в столь щекотливой ситуации. А у меня на душе кошки скребут, но вида не подаю, бодрюсь:
- Козлов, как будет: раз, два - и готово? Механик радостно восклицает:
- Жив?! Ну, командир, такого у нас еще не случалось!.. Как же вы долетели?
"Я его совсем недавно ругал, а он радуется, словно встретил родного брата после долгой разлуки". Эта в общем-то немудреная, но по-фронтовому добрая мысль приходит в голову, и мне хочется сказать что-то очень сердечное славному парню.
- Петя, долетел-то не я, а "лавочкин".
Козлов озабоченно осматривает самолет, давая самые неожиданные комментарии, охает, ахает и наконец сокрушенно говорит:
- Так раздеть машину...
Уверен, что кроме своего самолета он в эти минуты ничего не видел, ни о чем другом не мог думать.
Подошли летчики, техники, механики, и Козлов начал начальственно покрикивать:
- Чего смотрите?.. Вам что здесь, цирк, что ли?.. Работать мешаете!
- Петро, не шуми, - успокаиваю я механика. - Работе мешать не надо, а смотреть - пусть смотрят и знают, что со "шмиттами" шутки плохи.
- Валерий Александрович, - мягко, но настоятельно прошу старшего техника, - проверьте и определите, что можно сделать.
Через час с небольшим я вернулся к самолету. Консолей на нем уже не было. Они лежали на земле, а рядом с ними - совсем новенькие. Помощников около машины собралось иного: одни заплетали концы новых тросов руля поворота, другие снимали консервацию и готовили к подвеске крылья, а Козлов устранял дефекты в моторе. Он здесь, несмотря на присутствие техника звена Кочагина, был за главного - все обращаются только к нему: - Петро, посмотри!
- Козлов, проверь. Что еще сделать? В конце дня мне доложили о готовности машины к работе.
- Как, готова? - не могу поверить.
- Утром можешь облетать.
- Ну молодцы! - радуюсь и торжествую. - Вот молодцы, так молодцы!
Самолет у капонира стоит как новенький. Я внимательно и придирчиво осматриваю его, сажусь в кабину, проверяю управление: как часы! На душе такая радость, хоть пой:
- У вас действительно все, как в поговорке Козлова: раз, два - и готово!
Через день такую же работенку задал механикам я техникам мой заместитель Алексей Степанович. На моторе его самолета не то снарядом зенитки, не то очередью с "мессершмитта" отбило головку цилиндра. Более семидесяти километров Амелин летел на подбитой машине: масло забрызгало все капоты, остекление кабины, фюзеляж. Но хорошо, что случилось это с верхним цилиндром. Смазки хватило, мотор не заклинился, и летчик благополучно произвел посадку на своем аэродроме. Техники c его машиной, как и с моей, управились быстро: в течение дня сменили мотор. А монтаж АШ-82 на "лавочкине" не из легких. В тыловых условиях замена мотора длилась порой неделю.
