Лариса Фотина - Мой муж Норбеков, или как родилась Лора
Эти книги остались у меня. Как-то на досуге я стала их перелистывать и узнала для себя много нового. Выделенные там фломастером фразы Мирза использовал на наших занятиях. Возможно, это просто продолжение его замечательной игры, в которой реальность и фантазии так перемешались, что невозможно отличить одно от другого. Ну просто "сам себе режиссер"…
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИДУ Я ПО КАНАТУ, САМА СЕБЕ КРИЧУ СТОЯТЬ…
Я слышу вдалеке тревожный гул… Он угрожающе нарастает, приближается… Наполняет все. Его невозможно больше выносить — сразу проснувшись, я прихожу в себя… С трудом открываю глаза, и мой взгляд упирается в высокие, как в храме, мрачные своды. Медленно поворачиваю голову, смотрю по сторонам и вижу вдоль темных стен людей, одетых в свободные черные балахоны, подпоясанные веревками, как у католических монахов. Этот гул пронизывает все мое существо. Лица зловещих фигур скрыты под глубокими капюшонами. Животный страх сковывает мое тело. От этих людей веет смертельной угрозой. Меня волной пронизывает холод: я не чувствую ни рук, ни ног. Почему так холодно? С трудом приподняв голову, я смотрю на себя. Боже! Я лежу обнаженная на каком-то громадном каменном столе. Пытаюсь освободиться, извиваясь, пошевелить руками и ногами, но не могу, с удивлением понимаю: они крепко связаны особым образом — я распята, как на закланье. Страх перерастает в панический ужас. Он судорогой отдается в груди, так что становится трудно даже дышать.
Во всем моем теле колоколом вибрирует монотонное бормотание. Этот кошмарный гул все нарастает и нарастает, ритм песнопения все убыстряется. Он занимает уже все пространство вокруг, так что даже стены завибрировали. Я испытала смертельное предчувствие, какое бывает, наверное, у распятых на кресте. Один из этих страшных людей начинает медленно, как в ритуальном танце, приближаться ко мне. Он ступает очень плавно, словно крадучись, и я вдруг понимаю: "О, ужас!" — в руках у него осиновый кол! В его движениях я читаю безжалостный приговор, Я цепенею, и из груди вырывается дикий крик, летящий под своды и увеличивающийся от гулкого эха. Не надо! Нет! — умоляет, извиваясь, распятое существо… Огромная тень от его фигуры нависает надо мной. Он поднимает свое орудие, неумолимо приближается к моему телу и… резко вонзает в живот, насквозь, принося мою жизнь в жертву…
…Проснувшись от ужаса, мокрая, как мышь, я долго не могла понять, где я? Я жива? Страшный сон все еще жил во мне. Я тихонько лежала, боясь пошевелиться от страха. Темнота обступала со всех сторон, казалось, люди в балахонах могли все еще быть там, я продолжала ощущать их присутствие…
Лишь через некоторое время я стала узнавать свою комнату, отходить от сна, успокаиваться. Заснуть, правда, больше не могла и еще продолжительное время была под впечатлением кошмара.
Несколько дней я не могла отделаться от этого видения, оно застряло в моей памяти, как кино, которое кто-то прокручивал много раз перед моими глазами.
Вскоре я стала замечать постепенное ухудшение самочувствия и поняла — неспроста все это. И тогда вспомнила неприятный разговор несколько месяцев назад…
Гуля позвонила мне из Екатеринбурга и потребовала:
— Я не хочу больше, чтобы у Мирзы была другая женщина.
— Я тоже не хочу. Давай поставим точку. Он твой. — И я пообещала, что мешать ей больше не буду. — Бери своего мужа. Такой он мне тоже не нужен. У вас дети, семья. Нас с ним уже ничего не связывает. Делай с ним, что хочешь.
Мне после этого разговора с Гулей стало легче, потому что в душе я уже давно ушла. Мы с Мирзой разъехались, но совместная работа продолжалась. Вольно или невольно мы общались. В один день все не заканчивается. Однако даже после этого она передала мне через свою подругу Мухабад угрозу о том, что мне будет сделано "на смерть". И означало это — навести «порчу», то есть в прямом смысле испортить жизнь, чтобы в ней не осталось ни удач, ни радостей — только страдания и горе.
Позвони МНЕ, позвони…12 апреля я считаю своим профессиональным праздником. В 1996 году эта дата совпала еще и с последним днем занятий очередной группы. Последний день цикла — всегда праздник, немного грустный, но всегда — "выпускной бал". Слушатели вместе с благодарностями преподнесли нам бутылку шампанского и ананас. Настроение у всех собравшихся за столом было радостным, как это бывает при успешном завершении работы. Мы наполнили красивые бокалы искристым пенистым напитком. На столе цветом солнца отливал нарезанный на дольки ананас. Предвкушение праздника немножко будоражило нас. Приятная атмосфера раскованности царила в комнате. Посыпались веселые истории с прошедших занятий, и смех буквально заразил всех. И тут зазвенел телефон.
— Кто говорит?
— Это я, Мирзакарим! Из Сургута. Как вы там?
Меня сразу насторожил какой-то странный оттенок его голоса.
— Как наши дела? Все замечательно. Мы тут только что закончили цикл, прошло все хорошо.
Гомон вокруг не умолкал.
— Что вы там сейчас делаете? — резко повторил он, в голосе послышались металлические нотки. Это был сигнал, который я проигнорировала.
Я хотела поделиться радостным состоянием, и, наверное, слишком весело ответила:
— Мы все сидим за столом, собираемся пить шампанское с ананасом. Только тебя не хватает.
Приезжай скорей, мы ждем тебя… — продолжить я не успела… Его словно прорвало.
— Вы там шампанское распиваете! А знаете ли вы?!.. — И понес такое, от чего внутри меня все похолодело, а по телу прошла судорожная волна.
Это было так неожиданно и несправедливо. Сначала мне даже показалось, что с ним что-то там случилось страшное…
Спазмом перехватило горло, все слова, которые я хотела сказать ему в ответ, буквально застряли… Я попыталась взять себя в руки и понять, отчего вдруг свалился этот шквал грубости и раздражения.
— Что у тебя там случилось? Почему ты кричишь? Успокойся, пожалуйста.
Я сижу с трубкой в руке, праздничное настроение растворилось от незаслуженно грубых слов. Резкий тембр его голоса донесся и до наших помощников. Все разом притихли. В воздухе повисло тягостное недоумение. У всех в глазах немой вопрос: "Что случилось?"
Пытаюсь исправить ситуацию, ведь я — руководитель:
— Мирзакарим, сегодня мой праздник. Я думала ты звонишь, чтобы поздравить меня с Днем космонавтики. А вместо этого ты кричишь на меня, хотя мы тут стараемся, чтобы все и без тебя проходило хорошо. Мне очень неприятно слышать то, что ты сейчас говоришь. Я не пойму, чем ты недоволен, почему сердишься?
В ответ он бросил трубку. Ошарашенная, оглушенная всем случившимся, оглядываюсь вокруг. Тишину разрывают резкие короткие гудки. На лицах у всех недоумение.
