Александр Волков - Виктор Илюхин. Охотник за президентами
Генерал Лев Рохлин
Виктор Иванович, вспоминая свою самую первую встречу со Львом Яковлевичем Рохлиным, рассказывал:
- Прошли выборы в Государственную думу второго созыва. Это был декабрь 1995 года. Пятипроцентный барьер уверенно преодолели Компартия, блок «Наш дом - Россия» во главе с председателем ельцинского правительства В. Черномырдиным, со значительным отставанием прошли ЛДПР и «Яблоко» Г. Явлинского. В январе депутаты собрались на первую сессию. Как обычно, началось формирование комитетов, распределение должностей. Перед этим я уже два года возглавлял Комитет по безопасности, а поскольку место осталось за фракцией на последующие четыре года, депутаты КПРФ просто меня переназначили на эту одну из ключевых в Госдуме должность.
А вот Комитет по обороне возглавил от НДР Лев Рохлин. В этом объединении он был по списку третьим, и фактически избирательная кампания ельцинистов во многом строилась на имени генерала, прославившего себя в боях за Грозный. Поэтому, когда спустя месяц-полтора после начала работы Госдумы ко мне в кабинет зашел Лев Яковлевич, я его встретил с определенной настороженностью. Но стоило с ним поговорить десять минут, как я понял, какой это замечательный человек. Бесспорно, он подкупал открытой улыбкой, какой-то даже крестьянской простотой разговора и образностью выражать свои мысли. А главное, стало ясно, что этот военный человек, герой войны - настоящий патриот. Он сильно переживал за состояние армии, клял верховную власть за развязанную гражданскую войну и несанкционированную передачу огромных партий вооружения чеченским сепаратистам. Через час мы с ним уже говорили на одном языке и строили планы о согласованной работе двух комитетов - по обороне и безопасности.
Засиделись у меня в кабинете допоздна. И настал момент, когда я посчитал для себя возможным задать ему вопрос, что называется, в лоб:
- Скажи, дорогой Лев Яковлевич, как же тебя угораздило оказаться в НДР? Там ведь как раз те люди, которые разваливают страну и твои Вооруженные Силы, кто вначале вооружил чеченцев, а потом бросил туда необстрелянных юнцов на пушечное мясо. Ты что, не разобрался в этом? Лев Яковлевич улыбнулся, но улыбка эта была недоброй.
Позже я часто замечал такую улыбку на его лице - вот уж точно настоящий лев! У его врагов, мне кажется, она, должно быть, вызывала мороз по коже, гасила волю к сопротивлению, отбивала всякое желание спорить. Вот если кто-то не знает, что означает понятие «харизма», то стоило увидеть Рохлина в момент его душевного напряжения. Завораживающее зрелище.
- Угораздило, говорите, - переспросил меня Рохлин. - Слово «угораздило» подразумевает случайность. А я пришел сюда с другой целью. Вам, наверное, известно, что мне пришлось хлебнуть в Чечне. Я брал Грозный, брал дворец Дудаева. Но такой бестолковщины нигде не встречал. Грачев, конечно, не полководец совершенно -штурмовать город в честь своего дня рождения - додуматься надо! Людей и технику бросали, как сухие дрова в топку. Задачу мы выполнили, но какой ценой! - У вас же было немного потерь.
- У меня меньше, чем у других, но, к сожалению, люди тоже гибли, было много раненых. И когда мой 8-й Гвардейский армейский корпус обескровел, нас вернули в Волгоград зализывать раны. Я понял, вывели ненадолго. Мы получили опыт военных действий, почувствовали в отличие от многих вкус победы, потери нас не выбили из седла, люди рвались в бой отомстить за своих друзей, товарищей. Это и министерство поняло. Поэтому я считал, что сейчас добавят личного состава до штатной численности, от ремонтируем технику, и корпус опять пойдет в бой. Моя задача была - успеть привести части в боевое состояние, «натаскать» молодняк, выбить новое вооружение, пополнить боезапасы. А тыловики и вооруженцы все тянули, тянули время. Чувствую, придется в Чечню возвращаться, с чем есть.
- А «Наш дом - Россия» при чем?
- Да вот при том. Пока мы воевали, у вас тут выборы затеялись. Меня к себе Черномырдин вызывает, говорит, ты хорошо проявил себя на войне, мы тебе Героя дадим и пойдешь во главе списка в Госдуму. Я нив какую, у меня же за спиной корпус «голый», уйду на выборы, кто их вооружит, укомплектует, обучит? Виктор Степанович опять за свое, мол, завтра Героя на тебя Ельцин подпишет, а корпус подождет, никуда не денется. Вот тогда я и смекнул, что под это дело я могу условия ставить, видать, сильно я им нужен был. - И какие же вы им условия поставили?
- Чтобы боевые машины пехоты и танки дали новые, а не с ремзавода. Чтобы пустые склады артвооружения пополнили. Чтобы корпус с призванным молодняком в «командировку» на Кавказ не направляли минимум пол года - их подучить надо.
Квартиры вдовам офицеров и прапорщиков, пенсии их семьям без промедления. И последнее условие - Героя России не присваивать. Я же понимаю, им это для выборов надо, а какие могут быть Герои в гражданской войне? Это просто аморально, разве не так?
Слушал я генерала - и все больше проникался к нему теплыми чувствами. Надо же, среди карьеристов, чиновников и богатеев, которыми была наполнена фракция НДР, оказался вот такой «расчетливый» генерал-лейтенант с тяжелой судьбой военного человека. От него я узнал, как Лев рос без отца в казахском городе Аральске, как мать, простая русская женщина, в девичестве Гончарова, приучала его к самостоятельности, прививала любовь к спорту. В 1970 году Рохлин с отличием окончил Ташкентское общевойсковое командное училище, служил в Германии, Заполярье. Воевал в Афганистане, был командиром полка, потом снят с должности, снова восстановлен. Летел в Союз, их вертолет сбили душманы, сломал позвоночник, чудом остался жить. Заново научился ходить, вернулся в строй, командовал полком, дивизией, корпусом, с золотой медалью закончил Военную академию имени Фрунзе, потом академию Генштаба, навоевался досыта в Чечне, пока судьба неожиданно не бросила его в Государственную думу.
Меня удивило, сколько у нас с ним было общего. Он воевал или стоял на линии огня во многих «горячих точках», там, куда я сам со следственными бригадами выезжал в командировки по поручению Прокуратуры Союза, - в Грузию, в Армению, в Азербайджан. По службе Рохлин тесно пересекался с генералами И. Родионовым и А. Макашовым, с которыми меня связывали добрые отношения. Даже в семьях нас постигла одна беда - сыновья одного возраста болели тяжелой неизлечимой болезнью. Как я его понимал! Наверное, как никто другой.
- А теперь что? - спросил его я. - Восстановишь корпус и опять в бой? Рохлин задумался. На столе стояла бутылка коньяка, но спиртное не шло. Пили зеленый чай. Он подошел к окну, за которым из-за громады гостиницы «Москва» виднелся Кремль, и сказал:
