Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»
Герцогиня Шатийон проявляла такую настойчивость, что даже стала предметом насмешек. И про нее сочинили песенку:
Вы приманку свою, госпожа Шатийон,
Для другого приберегите.
Отложите попытки для лучших времен:
Короля вы навряд соблазните.
Да, любезен он с вами,
Но, по правде сказать,
(Вы должны это чувствовать сами)
Красотой не юнца вы должны совращать,
А серьезнее что-то искать.
К этим нравоучениям герцогиня осталась глуха и продолжала добиваться внимания короля. И даже небезуспешно: однажды их застали вместе за ширмой, где они предавались взаимным ласкам.
Взбешенная Анна Австрийская удалила мадам де Шатийон от двора.
Но… Погасить разгорающееся пламя было уже невозможно. Оградить короля от соблазнов могли бы только стены монашеской кельи. И в конце концов королева просто смирилась. Впрочем, ее усилия все же не прошли даром, — Людовик лишился невинности в пятнадцать лет, а не раньше.
Чести стать первой женщиной короля удостоилась первая камеристка королевы мадам де Бове. Однажды она подкараулила Людовика выходящим из ванной и, недолго думая, просто увлекла его в свою комнату, где задрала юбку, а дальше… все получилось будто само собой. В конце концов, мадам де Бове была уже опытной женщиной, ей в то время уже исполнилось сорок два года.
Королю очень понравилось то, что произошло, и в последующие дни он с большой охотой посещал свою любовницу, все больше входя во вкус. Через некоторое время ему захотелось разнообразия, — и почему бы нет, ведь к его услугам было множество хорошеньких девиц, молоденьких и не очень, на любой вкус. Можно ли удержаться? И король еженощно навещал комнаты фрейлин. Его пыл был так жарок, что никакие трудности не могли стать преградой. Если двери в покой очаровательных дам оказывались закрыты, он забирался на крышу и по водосточной трубе спускался к открытым окнам. Надо отдать должное его ловкости и храбрости, — стоило бы ему сорваться, и Франция могла бы лишиться своего короля.
«Естественно, об этих ночных визитах в конце концов стало известно мадам де Навай, — пишет Ги Бретон, — и она приказала поставить решетки перед всеми отверстиями, через которые мог бы протиснуться мужчина. Людовик XIV не отступил перед возникшим препятствием. Призвав каменщиков, он велел пробить потайную дверь в спальне одной из радушных мадемуазель.
Несколько ночей подряд король благополучно пользовался секретным ходом, который днем маскировался спинкой кровати. Но бдительная мадам де Навай обнаружила дверь и, не говоря худого слова, распорядилась замуровать ее. Вечером Людовик XIV, намереваясь пройти к своим нежным подругам, с великим удивлением увидел гладкую стену там, где накануне был потайной ход.
Он вернулся к себе в ярости; на следующий же день мадам де Навай, равно как и ее супругу, было сообщено, что король не нуждается более в их услугах и повелевает им немедленно отправиться в Гиень».
В самом деле, что это за наглость, чинить препоны королю!
Внимания его величества удостаивались не только придворные дамы. Был у него мимолетный роман с юной дочерью садовника, которая даже забеременела и в положенный срок произвела на свет первого бастарда короля. Анна Австрийская немало огорчилась этим фактом, а придворные только многозначительно улыбались: то ли еще будет!
Как раз в то время Людовик танцевал в очередном балете главную партию «развратника». Странная роль для короля, но однако же весьма ему в то время подходящая. Автор спектакля не мог не воспользоваться обстоятельством, чтобы не сочинить очередной нравоучительный стишок, который вложил в уста одного из персонажей, обращавшихся к королю.
Какая картина открылась для нас,
Мы оторвать не можем глаз.
Свою ли вы играете роль?
Уж очень, к тому же, ваш стал изменился…
Не может так быть, чтобы славный король
В распутника вдруг превратился!
Ведь даже и регент и цензор любой
Всегда снисходительны будут душой
К желаниям юности резвой,
А двор вас тогда непременно поймет,
Когда в вашей близости трезвой
Хоть малую каплю любви он найдет.
Но знать надо меру всему и всегда.
Метаться же все время туда и сюда,
Одну на другую любовниц менять
И непостоянством гордиться,
Вот всем своим прихотям потакать —
Такое, мой друг; никуда не годится!
Ах, ну что за глупости!
На то она и молодость, чтобы совершать безрассудства!
Королю предстоит влюбиться, и довольно скоро. Он еще узнает, каково это, когда сердце разрывается от боли из-за невозможности быть вместе с любимой. А пока ему хорошо и легко — он может просто наслаждаться плотскими радостями.
Триумфальное возвращение короля в измученный бесконечными бунтами Париж — это все равно что солнечный рассвет после темной зловещей ночи. Оно сулит мир, покой и благоденствие. Как говорят, — нет ничего лучше для укрепления центральной власти, чем долгое время царящая вокруг безудержная анархия. Так и есть…
Никогда еще власть юного Людовика не была настолько абсолютной, без всяких его на то усилий. Он просто блистал. Его просто любили. Париж возвращался к мирной жизни. Королевский двор расцветал.
Первый большой балет с участием его величества, представленный 23 февраля 1653 года в Париже и символизирующий его победу над Фрондой, называется «Ночь». В нем Людовик играет роль Солнца, победившего Тьму.
Младший брат короля, принц Филипп Анжуйский, одетый в костюм утренней звезды Авроры, шествует впереди, обращаясь к зрителям со словами:
«Солнце, что следует за мной, — юный Луи.
Армия звезд исчезает с небосвода,
Как только к ней приближается Великий Король;
Яркие вельможи Ночи,
Что торжествуют в его отсутствие,
Не могут вынести его присутствия:
Все эти изменчивые огни рассеиваются,
Солнце, что следует за мной, — юный Луи».
Именно тогда впервые имя Людовика XIV прозвучало в сочетании с эпитетом «солнце».
Глава 13
Коронация
Через полгода после окончания Фронды произошло событие, имевшее исключительное значение и для Людовика, и для его подданных, — торжественная коронация в Реймсе. Это не просто дань традиции, это настоящий ритуал, который займет несколько дней. И каждый из этих дней — сакральное таинство, навсегда связывающее Людовика и Францию благословленном Господа.
В среду 3 июня 1654 года пятнадцатилетий король въезжает в Реймс. С замиранием сердца он принимает ключи от города в присутствии именитых горожан, двух тысяч всадников и семи тысяч солдат и отправляется в собор Богоматери, где епископ произносит речь о том, что королевство отныне изъявляет ему свою покорность:
