Сергей Бояркин - Солдаты Афганской войны
— …Пошли мы с друганом на железнодорожный вокзал. А кореш хоть на вид и дохлый, но ничего не боится… Так вот, подходит он к двум здоровенным бугаям, те выше его на голову, я-то на всякий случай в стороне держусь, и говорит:
— Чо, фраера, поезд ждете? — те покосились на него, как на мальчишку:
— Ждем. Тебе-то чего?
— Десятку гоните.
Бугаи как на него поволокли! Ну, думаю — довые*вался! Будут п*дить — даже заступаться не стану — такие кабаны еще зашибут насмерть! — а корефан — хоть бы х*!
— Чо, в натуре, нах*, дергаетесь? Сейчас мои кореша подкатят, вы ведь никуда отсюда не улизнете! Пришьем вас обоих тут на вокзале. Ни с такими справлялись! — те и притухли:
— Да ладно! Давай нормально поговорим — что мы, будем драться, что ли?
Поговорили еще и пошли вместе в гастроном за бухалом. Они там купили закусон, вино. Потом подошел я и стали бухать все вместе.
К этому времени вокруг Карташова за партами расселись ему подобные — близкие по духу. Они с восхищением закачали головами:
— Во, дает!.. Умеет же себя поставить!..
Карташов, видя, что его рассказ понравился, продолжал:
— В другой раз сидим компанией в лесополосе. Поддали немного. Болтаем, ждем развлечений. Смотрим — по дороге идут две молоденькие девчонки. На нас косят с опаской и что-то переговариваются. Мы встаем и пошли их брать в окружение. Заходим с флангов, чтоб те не удрали, а они как вчистили! У одной была корзинка — так ее бросила на дорогу! Мы за ними! Я одну, а она такая пухленькая, догнал, повалил на землю. А она отбивается и кричит:
— Не надо!.. Пусти! Я девочка!
Другие как это услышали, так тоже полезли на нее.
— Куда лезете? — говорю. — Пошли нах*! Я догнал, значит — моя! Них…, только после меня! — чуть драться не пришлось.
А она все вырывается, кричит. Я дал ей по морде, чтоб не орала и как заделал!
— Ну, что?.. — оживились дружки Карташова. — «Девочка»?
— Каво! Какая там «девочка»! Чего только орала!
Этот случай сразу развеселил окружение Карташова, они в восторге загудели:
— О-о! Умеют же веселиться!
— Еще расскажи что-нибудь!
Карташов продолжал вспоминать свои «подвиги». А я с негодованием думал о том, что такой подонок — мой командир, и хочешь не хочешь, а должен ему подчиняться. Офицеры без промаха знали, кого ставить старшим. Здесь признавался один аргумент — сила, и среди солдат поэтому была в ходу и соответствующая мораль — полууголовная.
СЛУЖБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
К концу ноября, когда все дембеля разъехались по домам, нас — операторов — расформировали по разным ротам. Наши пути разошлись: Карташова распределили в разведроту, а меня и еще троих оставили в этой же роте — у Хижняка.
Хижняк к этому времени получил звание старшего лейтенанта. До этого мне казалось очень странным, почему командиры взводов имели звание старших лейтенантов, в то время как командир роты — Хижняк — был всего лишь лейтенантом. Это могло означать только одно — начальство сразу видело в нем перспективного командира и смело двигали его на повышение, доверив командовать ротой.
Ротный сразу дал мне звание ефрейтора, присвоил квалификацию специалиста 3-го класса и, что для меня было особенно удивительным, определил оператором на единственную в нашем взводе БМД. Хотя другие уже имели звание ефрейтора и нужную квалификацию, но никто другой из молодых операторов в нашей роте БМД не получил. Каждый хотел получить БМД, так как это дает важное преимущество перед остальными: можно спокойно возиться с машиной в то время когда остальные ходят строем или болтаются на турнике.
Всего в роте было четыре БМД: по одной на каждый взвод и одна командирская. Такой же недокомплект был во всех ротах нашего 2-го батальона. Только 1-й и 3-й батальоны были укомплектованы боевой техникой полностью.
Еще к нам в роту добавили механиков и командиров отделений, которые как и мы недавно прибыли из учебки. Так сформировалось новое молодое пополнение роты — всего человек десять. Тут и дали себя знать отношения между призывами, которых мы так опасались.
Утром после команды: «Рота, подъем!» — мы — молодые — убегаем на спортплощадку. Там бегаем, отжимаемся, подтягиваемся. Деды зарядкой не занимались — берегли силы для завтрака: кто прикинется больным и досыпает еще полчасика, а другие, хотя и были с нами на спортплощадке, но мышцы не напрягали, только перекуривали и болтали между собой. Прибежав с зарядки, мы — молодые — уже свежие, взбодренные приступаем к работе — до завтрака надо навести марафет: протереть пыль, помыть и натереть мастикой пол. Пол натирался специальными щетками, чтоб все блестело! Тут постоянно возникали мелкие проблемы. Щеток на все взвода не хватало, и потому их приходилось припрятывать, просить, а то и просто тянуть друг у друга.
Однажды из-за того, что нам не хватило щетки, мы не успели натереть мастикой пол. Взвод ушел на завтрак, а потом сразу на занятия.
В это самое время на нашу беду в расположение с проверкой зашел ротный. Посмотрев везде санитарное состояние, он сделал вроде бы незначительное замечание старшему сержанту Еремееву — замку нашего взвода:
— Почему пол в таком состоянии? Вы что, его не натирали? — и, долго не задерживаясь, ушел.
Еремеев, хоть и отслужил только год, но при поддержке ротного, заметившего его незаурядные способности руководить другими, быстро вырос до зам. комвзвода. Он был высокого роста, крупного телосложения и в своем призыве выделялся как лидер. Даже со старшим призывом — дедами — держался на равных.
Сразу, как только взвод вернулся с занятий, Еремеев скомандовал:
— Май семьдесят девять, строиться!
Молодые построились в одну шеренгу.
— Ну что, сынки е*ные… совсем оборзели? Не рано х* задрали?! А-а?! Грязь развели и не убираете! Все! Сегодня вечером будем вас, недоносков, равнять! Разойдись!
День прошел как обычно. После отбоя, ночью, меня будит один из молодых:
— Вставай. Иди в сортир… — а у самого вид хмурый-хмурый. — Еремеев ждет.
В одних трусах и с нелегким предчувствием я направился в туалет. На душе кошки скребут — наверняка там пустят в ход руки. И я не ошибся.
Еремеев встретил меня озлобленным взглядом, надвинулся вплотную и заорал:
— Смирно! Что, бл*, деды за вас должны полы натирать? А-а? — и с ходу ударил несколько раз в грудь.
— Пошел за следующим! И чтоб я не ждал! Быстро!
За эту ночь все молодые по цепочке имели такую же воспитательную беседу. И никто из нас не нашел в себе силы заступиться за себя. Новое пополнение научилось переносить обиды стойко, по-евангельски, так как прошло хорошую школу — учебку. С этого дня наша жизнь вошла в свою естественную армейскую колею — чуть что не так, сразу построение и мордобой.
