Галина Сапожникова - Кто кого предал
— Он был в депрессии?
— Нет. В депрессии он никогда не был. Наоборот, энергия его переполняла! Все время говорил, что надо бороться. Паспорт гражданина Союза не отдавал. Говорил: ничего не знаю, я гражданин СССР! Потом, в тюрьме, ему это плохо аукнулось, потому что, когда пришел адвокат и предложил принять гражданство Белоруссии, — так можно было освободиться, — он говорил: «Не знаю такой страны. Есть Советский Союз!» Получается, что и белорусы его не могли забрать, и россияне. И он с этим своим советским паспортом просидел лишнее.
Казнили не его, а поэму— А как он тогда попал в литовскую тюрьму, если успел вовремя уехать и жил в Минске?
— Время от времени он тайком по каким-то своим каналам наезжал в Вильнюс. Подпольно. Я ему говорил — ты не боишься? Летом я поехал на Украину к родственникам и попросил: «Я тебя умоляю — в Вильнюс без меня не езди». Он сказал: «Хорошо». И вот я приезжаю из отпуска, а его дома нет. А потом мне говорят: твоего отца арестовали… Сначала думали, что разберутся и его выпустят, потому что обвинение было абсурдным. Кроме того, следователь был его непосредственным учеником! А потом этого следователя убрали и поставили ярого антисоветчика Бетингиса. Тот его и «приговорил» по полной программе.
— В каких условиях он был в тюрьме и сколько времени?
— Два года, с 1993 по 1995-й. Первые полгода мне не позволяли с ним встречаться. А потом несколько раз было так: я приезжал к Бетингису, а он мне в свидании отказывал. Увиделись мы в итоге с отцом только в январе 1994 года. Я ездил к нему по мере возможности. Два раза снимали с поезда, не пускали в Литву. Потом стали пускать, но свидания следователь каждый раз давал, скрипя зубами. Отец рассказывал, что однажды написал поэму, но к нему подсадили уголовников. Его не били, но поэму, которая была в одном экземпляре, листик за листиком порвали. Вот это было его самое сильное потрясение от тюрьмы в отрицательном плане… Почему он писал под псевдонимом Грач? Потому что родился в Смоленской области, и у них в семье все были черненькие, в деревне про них говорили: опять Грачи налетели. Свою собственную фамилию ему было ставить неудобно. Все-таки он преподавал в партийной школе, а тут такие лирические стихи. Поэтому взял псевдоним. Он стихами жил. На первом месте у него была политика и защита Союза. А на втором месте стихи.
До последней секунды…— Выпустили его, потому что он заболел?
— Да. Только не сразу. Сначала поставили диагноз: стадия ноль, рак без метастазов. Я тогда пошел к Бетингису и попросил выпустить его на лечение. Говорю: у нас в Белоруссии есть специализированная клиника. А тот мне и говорит: залог в 50 тысяч долларов. У нас таких денег, конечно, не было… И так они протянули до осени, когда нулевая стадия переросла в первую. Его хотели в Вильнюсе лечить, но он мне открыто говорил: «Игорь, они меня на столе зарежут. Мне не дадут проснуться, поэтому лечиться я буду только в Минске».
— Как его в итоге вывозили из Литвы?
— Сидя в тюрьме, он в конце концов все-таки получил белорусское гражданство. Для того, чтобы не испытывать больше судьбу, к нему приехали представители посольства, посадили в машину и срочно увезли в Минск. Залог заплатила Белоруссия по личному распоряжению Александра Лукашенко. Причем было поставлено условие: после лечения он вернется на суд. А потом он умер. Белоруссия ставила вопрос о возвращении залога, но я не знаю, чем это закончилось. Когда отца арестовали, я обил все пороги — и в министерство иностранных дел ходил, и к Станиславу Шушкевичу, и писал председателю правительства Вячеславу Кебичу. Всех обошел — и никто не оказал мне поддержки.
— Как отец прожил свои последние дни?
— Наслаждался свободой. Он просто ожил, крылья распустил, стихи опять начал писать. Буквально перед Новым годом ему сделали первую операцию — убрали две трети легкого. Оклемался. Выписался. Планы были грандиозные. На работу устроился, его пригласили консультантом в школе при управлении делами президента. Он читал лекции и очень этим гордился. К сожалению, в марте обнаружили метастазы во втором легком. Его тоже убрали. Тут он уже совсем по здоровью был плох. Но дух его не был сломлен — он даже после этого собирался ехать читать лекцию. Я его отговаривал: ну куда ты едешь. Он смотрел на меня с удивлением: работа для него была стимулом к жизни. Это была его последняя лекция — все слушали, затаив дыхание… Потом он снова попал в больницу, откуда уже не вышел. Я каждый день туда ездил. В тот последний раз, что я был, он сказал, что написал поэму. А говорить уже почти не мог. Я наклонился, и он минут 30 мне ее читал. Она просто за душу брала. Сосед по палате сказал потом, что, умирая, он читал стихи. Читал, читал, пока голос не угас. До последней секунды…
* * *Иван Кучеров (Ян Грач)
Лицом к лицу
Когда тебя скрутила жизнь
И к роковому тянет часу,
В комок энергии сожмись,
Сожмись в критическую массу.
Что тратиться по мелочам
На покаяния, на грезы?
Предстань судьбе и палачам
Лицом к лицу, но цельным, грозным!
Перед судом глаза не прячь,
Не горби перед стражей спину —
Ведь взгляд твой плазменно горяч
И мудр, и ты подобен джинну.
Кто смог держать таких в плену?
Ты — сгусток лазерного света —
Пройдешь тюремную стену,
Расплавив на руках браслеты.
…Когда тебя скрутила жизнь,
а прессинг перешел пределы,
держись! Что мочи есть держись!
Ты — Все! И свято твое дело.
Глава 5
Романтики против предателей
А теперь — самая гадкая история всей этой книги, потому что это история предательства.
Речь идет о деле «красных профессоров», осужденных за свои убеждения стопроцентных ученых-литовцах, пострадавших за нежелание уходить в навязанный сверху национализм. О судмедэксперте Иване Кучерове, который не дожил до суда, вы уже прочитали. Но на самом деле профессоров было четверо.
Одного из них — Юозаса Куолялиса — сначала на 8 лет привязали к Литве подпиской о невыезде, а потом еще добавили пятилетку реальной тюрьмы.
Двух других — Миколаса Бурокявичюса и Юозаса Ермалавичюса — литовские спецслужбы в нарушение всех мыслимых законов выкрали и вывезли из соседней Белоруссии. Судебный процесс над ними полностью перевернул историю сразу четырех стран и одного союза: Литвы, которая осудила лучших своих сыновей, признанных интеллектуалов, на 12, 8 и 6 лет. Белоруссии, нарушившей законы братства. России, которая в попытке отмыться от «красного следа» проглотила это, не подавившись. Европейского союза, «не заметившего» карательной литовской «демократии» и принявшего Литву в свои ряды, несмотря на наличие политзаключенных. И Соединенных Штатов Америки, которые ожидаемо оказались к этому причастны.
