Игорь Оболенский - Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений
Но успеху Мери в свете способствовали не только влиятельные родственники. О ее красоте говорили еще в Кутаиси, где она жила до замужества. А в Петербурге она и вовсе стала настоящей легендой. Популярный в десятые годы прошлого века журнал «Столица и усадьба» поместил на своих страницах фотографию фрейлины императрицы Александры Федоровны княжны Шарвашидзе как знак того, что жизнь в столице, несмотря на мировую войну, продолжается.
Однажды княжна Александра Николаевна, герцогиня Лейхтенбергская, правнучка императора Николая Первого, увидев Мери во дворце в Петербурге, не удержалась от восторга: «Я бы с закрытыми глазами вышла замуж за грузина, который хотя бы немного был похож на вас».
Мери тут же ответила: «А я вас познакомлю с грузином, который еще красивее меня». И привела своего знакомого князя Левона Меликишвили, который в этот вечер нес службу в императорских покоях. Тот действительно был очень красив. Герцогиня вышла за него замуж, у них родился сын Теймураз.
Сама Мери Шарвашидзе тоже в октябре 1917-го вернулась в Грузию, которая до 1921 года сохраняла независимость. Тифлис тех лет оставался последней обителью свободы для художественной богемы окончательно погибнувшей Российской империи. Недаром грузинскую столицу сравнивали с Парижем.
Из занятого большевиками Крыма сюда перебрались художники Сергей Судейкин и Савелий Сорин, балетной труппой оперного театра руководил знаменитый партнер Анны Павловой Михаил Мордкин, последний свой концерт на территории бывшей императорской России дал Сергей Рахманинов. Все они потом из порта Батуми уедут в Константинополь.
Для Мери приезд в Грузию ознаменовался тем, что здесь она вышла замуж. Ее мужем стал бывший флигель-адъютант императора Николая Второго Георгий, Гигуша, как все его звали, Эристави. Он был прапра-внуком грузинского царя Ираклия Второго.
Пока Грузия оставалась свободной, художественная жизнь в ней била ключом. Савелий Сорин, написавший здесь несколько портретов грузинских красавиц, был восхищен Мери Шарвашидзе. Уже переехав во Францию, он говорил своим будущим моделям: «Почему вы так себя ведете? Воображаете себя Мери Шарвашидзе-Эристовой? Так знайте, что второй такой женщины не существует!» Портрет Мери после своей смерти Сорин завещал музею Грузии. Однако работа так понравилась его вдове, что та решила оставить портрет красавицы, украшавший ее дом в Монте-Карло, себе. А после смерти вдовы Савелия Сорина, согласно ее завещанию, портрет Мери перешел в собственность принцессы Монако Грейс Келли.
Сохранился и портрет Гигуши Эристави. В 20-х годах прошлого века его писала Тамара де Лемпика, которая была дружна с цветом парижской эмиграции.
Покинуть родину Мери с мужем, родственниками и друзьями пришлось в 1921 году. Первое время вынужденные эмигранты жили в Константинополе, а затем перебрались в Париж.
Там Мери тоже была окружена поклонниками. Не осталась она и без работы. Коко Шанель предложила ей стать моделью в ее Доме моды. Для того чтобы заработать на жизнь, Шарвашидзе пришлось забыть о своих принципах и согласиться.
«Иначе бы тетя Мери на подиум ни за что не вышла», – рассказала мне Татули Гвиниашвили, дочь княжны Дадиани, ближайшей подруги и родственницы Шарвашидзе.
Муж Мери Георгий умер в 1947 году. Замуж она больше так и не вышла, хотя претендентов на ее руку и сердце было предостаточно. Своих детей у Мери не было. В Париже она воспитывала детей сестры – Нануку и Константина. Нанука рано умерла. Говорили, что Мери после ее смерти отчаялась, целыми днями не хотела выходить из дома. Еще более сильным ударом для нее стала смерть любимого племянника Константина.
Шарвашидзе осталась совсем одна. Ее единственной компанией стали кошки, за которыми Мери ухаживала, как за родными детьми.
Шарвашидзе переписывалась с княжной Дадиани, их переписка сохранилась. Мне удалось познакомиться с письмами Мери, хотя прочесть их оказалось непросто – почерк у княгини был довольно неразборчивый.
«Когда я получаю твои трогательные сердечные письма, – писала Мери 27 февраля 1975 года подруге в Тбилиси, – мне хочется быть со всеми вами. Чувствую душевную теплоту, чего здесь не имею. Но никого не обвиняю, у всех свои заботы…»
В конце жизни она жила под Парижем в доме престарелых, где у нее было три комнаты. При этом Шарвашидзе сохранила и свою квартиру. Как она сама объясняла, «для того, чтобы было где с друзьями играть в покер». Правда, кошек пришлось раздать. На оплату наемной квартиры денег еще хватало, а вот на зарплату помощнице уже нет. Княгиня жила на пенсию, которую получала как вынужденный переселенец. Французское гражданство она, как и многие другие грузинские эмигранты, получать не захотела.
Существенным подспорьем для нее стало наследство, оставленное влюбленным в нее сыном адмирала Осипа Макарова, командующего Тихоокеанским флотом России, который погиб в 1904 году при обороне Порт-Артура вместе с художником Верещагиным, находившимся на борту адмиральского крейсера «Петропавловск».
Вадим Осипович, сын адмирала, несколько лет прослужил вместе с адмиралом Колчаком в Сибири, а потом эмигрировал в Америку. С Шарвашидзе он познакомился благодаря своей сестре Александре, тоже бывшей фрейлиной императрицы Александры Федоровны. Вадим Макаров оказался талантливым предпринимателем и оставил после себя около 3 миллионов долларов, что для 1964 года было значительной суммой. Большая часть наследства перешла к сестре Александре, а несколько десятков тысяч долларов – княгине Шарвашидзе-Эристовой…
Татули Гвиниашвили вспоминает, что когда она в 60-х годах уезжала из Парижа, где гостила у родственников, в Тбилиси, провожать ее собралась вся эмиграция. И только Мери опаздывала. Это вообще была ее отличительная черта. В тот раз даже говорили, что поезд уже будет подъезжать к Тбилиси, когда она появится. Пока так шутили, заметили, что все собравшиеся на вокзале смотрят в одну сторону. Провожающие Татули вслед за всеми повернулись и ахнули – по перрону шла Мери в лиловом костюме и держала в руках букет фиалок.
Шарвашидзе вечно опаздывала, и ее за это всегда прощали. Как-то она, будучи фрейлиной императрицы, опоздала на панихиду по одному из членов царской семьи.
Войдя в зал уже после Николая Второго, что согласно дворцовому этикету было недопустимо, Мери очень боялась гнева государя. Но тот, увидев ее, смог сказать только одно: «Грешно быть красивой такой».
Обо всем этом автору строк рассказала Татули Гвиниашвили, которой, в свою очередь, эту историю поведала сама княгиня Шарвашидзе.
Но обессмертила Мери не столько ее внешность, сколько великий грузинский поэт Галактион Табидзе, который посвятил ей стихотворение «Мери». Посвятил, будучи очарован ее красотой, так что все оказалось взаимосвязано.
