Розмари Салливан - Дочь Сталина
Каплер возвратился из Сталинграда под Новый, 1943-й год. Они встретились, и Светлана попросила его больше не видеться и даже не звонить друг другу. Влюбленные не общались до конца января, потом не выдержали. Они разработали код: кто-то из них звонил и два раза глубоко вздыхал в трубку. Это значило: «Я здесь. Я о тебе вспоминаю».
В начале февраля Каплеру позвонил полковник Румянцев, ближайший помощник и правая рука генерала Власика, второй человек в охране Сталина. Он сказал, что им все было известно и предложил Каплеру немедленно уехать из Москвы. Каплер послал его к черту.
Весь февраль Светлана и Каплер снова ходили по театрам, по ночной Москве, гуляли в лесу, а сзади плелся охранник. В конце февраля состоялось их последнее свидание. Они пришли на квартиру Василия, где иногда собирались его друзья-летчики, неподалеку от Курского вокзала, молча целовались в пустой комнате, стараясь, чтобы их не было слышно. А в другой комнате сидел Михаил Климов и мучительно вслушивался. Восторг от прикосновений, горе скорого расставания, их прощание были мучительны для Светланы. Это было 28 февраля, в день ее рождения. Ей исполнилось семнадцать лет.
Каплер собирался уехать в Ташкент снимать фильм по своему сценарию «Она сражалась за Родину». Второго марта он поехал на собрание по поводу производства фильма. Когда он выходил из машины, к нему подошел мужчина, предъявил документы и приказал сесть обратно в машину. Мужчина сел на пассажирское сиденье, и когда Каплер спросил, куда им ехать, ответил:
— На Лубянку.
— Но по какой причине? Меня в чем-то обвиняют? Есть ли у вас ордер на мой арест?
Мужчина ничего не ответил. Каплер увидел, что за их машиной едет черный «паккард», на заднем сидении которого он увидел генерала Власика, командира личной охраны Сталина. Каплер понял, что обречен. Они приехали на Лубянскую площадь, где статуя Феликса Дзержинского, основателя ЧК, стояла напротив проклятой тюрьмы. Тяжелые ворота Лубянки с лязгом открылись. Массивное необарочное здание давно ассоциировалось с террором НКВД. При царе в нем размещалась страховая компания. С тех времен сохранились впечатляющий мраморный вход и деревянные паркетные полы. Внизу, в лабиринте подвалов, находились камеры, где держали арестованных, и камеры пыток, которые часто использовались с конца тридцатых годов.
Каплер понял, что его дело имеет особую важность, когда прибыл сам заместитель министра внутренних дел Кабулов. Никто даже не упомянул имени Светланы. Имя Сталина тоже нигде не всплывало. Каплера обвиняли в контактах с иностранцами — это было неопровержимо, он знал всех иностранных корреспондентов в Москве — и в шпионаже в пользу Англии.
Кабулов монотонно произнес: «Алексей Яковлевич Каплер, на основании статьи 58 уголовного кодекса СССР вы находитесь под арестом за антисоветскую и контрреволюционную агитацию». Никакого следствия не требовалось. Никакой защиты не предоставлялось. Тем не менее, вместо обычных десяти лет, положенных по этой статье, Каплер был приговорен всего к пяти годам лишения свободы.
Все имущество Каплера было конфисковано, был составлен перечень, который он подписал собственноручно. Ему не позволили иметь свидания и переписку ни с женой, Татьяной Златогоровой, ни, разумеется, со Светланой. Но Каплер был слишком известен, чтобы исчезнуть просто так. Война притупила страх и развязала многие языки, особенно, в армии и на фронте, и его арест стал большим скандалом. Но ни его киноэпопеи, ни письма самых смелых друзей не помогли. Все знали, что причиной его ареста была связь с дочерью вождя.
Вспоминая прошлое, Каплер говорил, что знал, что его отношения со Светланой неизбежно плохо кончатся, но был до странности очарован ими. Когда его спрашивали, почему он не последовал совету полковника Румянцева, Каплер отвечал: «Не знаю. Это был вопрос самоуважения». Его прежде всего привлекала в Светлане, как он говорил, «свобода внутри нее», ее «дерзкие суждения». Для него это было «невинное волшебство», а не обольщение. Он знал о ее отчаянии, он чувствовал, что понимает ее.
Сын Василия режиссер-постановщик Александр Бурдонский позднее отмечал, что Каплер был умным и очаровательным человеком:
Да, он был влюблен в Светлану — когда юная девушка смотрит на тебя преданными глазами, любой потеряет голову, — но он не ожидал, что все так кончится. Он был рисковым человеком. После освобождения ему запретили возвращаться в Москву. Он все равно вернулся. Его вытолкали в шею. Поймите, это было дело века, оно выходило за общепринятые рамки. Эйзенштейн мечтал снять о нем фильм. Он даже написал сценарий, перенеся действие в другую страну. Он видел, как Каплер страдал и соединял себя с Каплером, потому что тоже был влюблен в Светлану. Все это действительно могло возбуждать человека определенного склада. Даже если над ним была угроза вроде Сталина.
3-го марта утром, когда Светлана собиралась в школу, неожиданно домой приехал Сталин. Ее няня, Александра Андреевна, тоже находилась в комнате. Задыхаясь от гнева, он сказал:
— Мне все известно. Твои телефонные разговоры — у меня в кармане. Твой Каплер — английский шпион, он арестован…
И потребовал отдать все письма этого «писателя». Слово «писатель» он выговорил с особым презрением. Потрясенная, Светлана отдала все: письма, фотографии, записные книжки и даже черновой вариант сценария о Шостаковиче. Она заявила отцу, что любит Каплера.
— Посмотрите-ка на нее, она его любит! — выкрикнул он в сторону няни, уже не в силах сдерживаться.
И первый раз в жизни ударил дочь по лицу.
— Подумайте, няня, до чего она дошла! Идет такая война, а она занята блядством!
— Нет, нет, нет! Я знаю ее, она не такая! — пыталась заступиться няня.
— Ты бы посмотрела на себя! — не унимался отец, обращаясь к Светлане. — Кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!
Ирония состояла в том, что Сталин сам влюбился в Надю, когда ему было тридцать девять, а ей шестнадцать. Но этот момент он упустил.
Светлана была в таком шоке, что фразу о том, что «Каплер — английский шпион» не осознала сразу. Но, когда поняла, пришла в ужас. Она знала, что это означает. Когда она вернулась из школы, отец сидел в столовой и рвал письма Каплера.
«Писатель! — бормотал он. — Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!» Светлана была уверена, что «то, что Каплер — еврей раздражало его… больше всего». Она больше не пыталась связаться с Каплером. Теперь она не могла даже поговорить с друзьями, чтобы об этом немедленно не доложили Сталину, а судьба Каплера была куда страшнее. Теперь она понимала, что ее отец и БЫЛ государством.
