Виктор Суходрев - Язык мой - друг мой
У нас всегда считалось, что все наши «главные вопросы» должны обсуждаться исключительно на пленарных заседаниях, а передача их в тот или иной комитет расценивалась как попытка похоронить вопрос, предать его забвению, хотя на самом деле резолюции Генассамблеи носят лишь рекомендательный, а не обязательный характер.
Отмечу еще один момент, касающийся периода проведения общей дискуссии. Список выступающих, конечно, готовится заранее. Кому-то выпадает выступить в первый день, а кому-то и в последний, то есть уже через две, а то и три недели после начала сессии. Ведь государств — членов ООН много. При этом Секретариат ООН более-менее справедливо устанавливает очередность и время выступления ораторов в тот или иной день.
Но существуют и негласные обычаи. Так, американский представитель — а, как правило, это президент США, благо ему в Нью-Йорк из Вашингтона и ехать-то недалеко, — выступает в первый день утром. По тому же неписаному правилу наш представитель выступает во второй день. В те годы такая последовательность была отнюдь не случайна: советской делегации необходимо было ознакомиться с речью американцев, с тем чтобы на следующий день, в зависимости от состояния советско-американских отношений, либо вставить в заранее заготовленную нашу речь соответствующие возражения или шпильки в адрес «американских империалистов», либо, скажем в период разрядки напряженности, поддержать или похвалить американцев за определенные инициативы. В свою очередь, например, английский представитель обычно выступал после нашего, с тем чтобы попытаться нейтрализовать те или иные антизападные пассажи в наших речах. Вот такая велась игра с самого начала работы сессии.
Попутно скажу, что мне, как Директору Управления по делам Генеральной Ассамблеи (последние пять лет своей профессиональной карьеры я прослужил в Секретариате ООН), и моим сотрудникам как раз и приходилось заниматься всеми организационными и текущими вопросами, связанными с работой именно Генеральной Ассамблеи, в том числе составлением графика выступающих в общей дискуссии, распределением отдельных вопросов повестки дня по комитетам. Одним словом, всем, что связано с организацией нормальной деятельности Генеральной Ассамблеи.
Однако вернемся в сентябрь 1960 года, в Нью-Йорк, куда и прибыл Никита Сергеевич Хрущев для участия в очередной сессии.
Первое знакомство с парламентаризмом
Громыко пытался убедить Хрущева в том, что тому, как главе правительства, не обязательно ездить на каждое заседание Генеральной Ассамблеи, особенно на первое, организационное. Но Никита Сергеевич был непреклонен. Сказал: раз приехал, то буду присутствовать на всех заседаниях. Вслед за ним, конечно же, такое решение приняли и первые лица социалистических стран, не говоря уже о руководителях Белоруссии и Украины.
Интересно было наблюдать за Хрущевым. Он впервые столкнулся с практикой буржуазного парламентаризма. Внимательно ко всему присматривался, старался понять, почему аудитория ведет себя по-разному: одни горячо аплодируют, другие сидят молча, третьи вообще слоняются по залу. Поражая всех, он являлся к самому началу утренних и дневных заседаний. Опытный в этих делах Громыко напрасно уговаривал его не торопиться, мол, заседания Генассамблеи никогда не начинаются вовремя. Но Хрущев говорил:
— Ничего не знаю. По регламенту заседание начинается в одиннадцать. Именно тогда мы там и будем.
Делать нечего. Ехали. Хрущев входил в пустой зал. Подходил к тем креслам, которые были отведены для нашей делегации. Потом в недоумении бродил по вестибюлю или выходил в ооновский парк. Возмущался здешними порядками. В Верховном Совете подобного представить было нельзя. Посмел бы там кто-нибудь опоздать к началу заседания или во время его проведения разгуливать по залу!
Ф. Кастро и Н. С. Хрущев на Генеральной Ассамблее ООН Нью-Йорк, 1960 годНаверное, все эти дни в нем копилось недовольство и плюс к этому его обуревало желание поскорей выйти на трибуну и раскрыть всем глаза на то, что происходит в мире и здесь, в ООН. Наконец этот долгожданный момент настал. Хрущев, не отступая от текста, выступил с более чем двухчасовой речью, со своим программным заявлением. Досталось на орехи всем империалистам, особенно американским, которым он припомнил все их прегрешения, включая и «U-2». Прозвучали и предложения о ликвидации колониализма, об учреждении «тройки» вместо поста одного Генерального секретаря ООН.
Зал был переполнен. Многие пассажи в выступлении Никиты Сергеевича встречались громом аплодисментов, исходящих прежде всего от наших союзников. Иногда Хрущев, взяв стоящий перед ним стакан боржоми, отпивал из него, хвалил, как всегда, этот напиток и советовал попробовать его всем присутствующим.
Сразу замечу, что в конечном счете Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам была принята на основе нашего проекта. И добавлю, что с тех пор, можно сказать с легкой руки Хрущева, вопрос, озаглавленный «О выполнении Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам», в качестве отдельного пункта включался в повестки дня всех последующих сессий Генеральной Ассамблеи ООН вплоть до наших дней. Получилось, что в том году мы со своим «главным вопросом» угадали.
Практически все ораторы, выступавшие после Хрущева в ходе общей дискуссии, так или иначе затрагивали выдвинутые советским лидером инициативы. При этом некоторые из них обращали внимание зала на то, что кроме колониализма, о котором говорил Хрущев, есть и другой вид угнетения — тот, который навязал Советский Союз странам Восточной Европы. Это вызывало бурную реакцию Хрущева. А тут еще кто-то начал вещать с трибуны о «кровавых действиях Советского Союза» в Венгрии в 1956 году, и этого уже Хрущев перенести не мог. Он стал с места громко возражать против заявлений того или иного оратора. Однако микрофоны перед делегатами тогда еще не устанавливали, и поэтому ему приходилось кричать изо всех сил, но все равно без толку: ведь сидящие в будках синхронные переводчики его не слышали.
В своих мемуарах Никита Сергеевич пишет, что многие в зале выражали несогласие с выступающими: топали ногами, громко протестовали и так далее. Но этого не было. В ООН подобное просто не принято. Там действуют строгие правила процедуры. Разрешается в ходе дискуссии брать слово для ответа на то или иное выступление или же по порядку ведения, если оратор говорит не на тему или как-то иначе нарушает регламент. В этом случае председательствующий прерывает оратора и дает слово для чисто процедурного возражения. Но Никиту Сергеевича все эти права и правила мало интересовали.
