Петр Великий. Последний царь и первый император - Соловьев Сергей Михайлович

4 сентября в Петербурге сильное волнение: царь, отправившийся в Выборг, неожиданно возвращается из своей поездки, плывет и каждую минуту стреляет из трех пушек на своей бригантине; трубач трубит; что это значит?.. Наконец слышится радостное, желанное слово: мир! Толпы собираются к Троицкой пристани; съезжается знать духовная и светская. Встреченный торжественными кликами, Петр едет в Троицкий собор к молебну. Приближенные знают, чем подарить его, просят принять чин адмирала. А между тем на Троицкой площади уже приготовлены кадки с вином и пивом для угощения народа, устроено возвышенное место. После молебна на это возвышенное место всходит царь и говорит окружающему народу: «Здравствуйте и благодарите Бога, православные, что толикую долговременную войну, которая продолжалась 21 год, всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швециею счастливый вечный мир». Сказавши это, Петр берет ковш с вином и пьет за здоровье народа, который плачет и кричит: «Да здравствует государь!» 10-го числа начался большой маскарад из 1000 масок и продолжался целую неделю.

Сильная, свежая, вечно юная природа Петра, сказывавшаяся всегда, разумеется сказалась и тут: он веселился, как ребенок. Радость была общая; особенно радовались сотрудники, более других понимавшие, в чем дело, более других потрудившиеся. Им представлялось то, что было 20 лет назад и что теперь, им представлялось то унижение, в котором была Россия после Нарвы, и то уважение, с которым расступились перед нею теперь европейские державы, чтоб дать ей почетное место среди себя. Они живо чувствовали, как в двадцать лет расширилась их умственная сфера, как они много узнали, как изменились вследствие того их понятия и взгляды, они чувствовали себя совершенно другими людьми, и на языке их невольно появлялись слова, что они перешли из небытия в бытие и что обязаны этим своему вождю, начальнику, их компании.

Они поднесли Петру титул Отца Отечества, Великого Императора Всероссийского за то, что «его неусыпными трудами и руковождением они из тьмы неведения на театр славы всего света и, тако рещи, из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены». Петр отвечал им простыми словами, ибо простота – всегдашняя спутница величия: «Желаю весьма народу российскому узнать истинное действие Божие к пользе нашей в прошедшей войне и в заключении настоящего мира; должно всеми силами благодарить Бога; но, надеясь на мир, не ослабевать в военном деле, дабе не иметь жребия монархии греческой; надлежит стараться о пользе общей, являемой Богом нам очевидно внутри и вне, отчего народ получит облегчение». Петр и по окончании знаменитой войны остался верен представлению о ней как о школе; он писал: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно; но наша школа троекратное время (21 год) была, однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно».

С 22 октября 1721 года, когда Петру поднесен был названный титул, Россия стала империею. До тех пор в Европе был один император, император Священной Римской империи, но в Европе давно уже толковали, что Петр стремился стать восточным римским императором. Петр действительно стал императором, но не восточным римским, а всероссийским, ему не было никакого дела до Рима, и он отвергнул эту бессмысленную для России, для ее истории ветхость. Он трудился для России и с Россиею, для нее и с нею он добыл императорский титул и не отлучил родной страны от собственной славы. Только в XIX веке остальная Европа покончила с трупом Римской империи, решилась похоронить его; только в XIX веке вместо Римской явились империи Французская, Австрийская, Германская. Но Петр целым веком предупредил это явление, первый в своем титуле указал начало народности. Великая благодарность великому человеку за то, что он неразрывно связал имя свое и своих преемников с именем своего народа, с именем родной страны.

18 декабря новый император торжественно вступил в древнюю столицу царей, и в Успенском соборе благодарили Бога за мир, который дал России море и окончательно определил ее новые исторические пути. И в Москве началось празднество, маскарады, фейерверки, иллюминации, езда по улицам на морских судах, поставленных на сани. Но от этих праздников в честь мира обратимся к внутренней деятельности Петра во время Северной войны и после нее.

Мы видели первых главных сотрудников Петра, видели, что самым видным лицом, первым министром в глазах иностранцев был боярин адмирал Фед [ор] Алексеевич Головин, который заведовал иностранными делами. Здесь мы видим естественную в первое время неразвитость, т. е. отсутствие разделения занятий, несколько должностей сосредоточиваются в руках одного человека. Головин – и адмирал, и министр иностранных дел, он заведывает Оружейною палатою и новоучрежденными школами. С течением времени, когда проницательный взгляд преобразователя открывал все более и более способных людей, происходит развитие, разделение занятий, различные должности передаются отдельным лицам. Петр лишился Головина в 1706 году и сильно горевал о потере «друга», ибо имел способность привязываться к достойным людям, как имел способность привязывать к себе достойных людей.

По смерти Головина его должности уже разделяются: адмиралом становится Апраксин, заведование иностранными делами поручается Головкину с титулом канцлера, но еще Головин выдвинул из переводчиков Посольского приказа даровитого Шафирова, который потом при Головкине сделался вице-канцлером. Быстро выдвигается и чрезвычайно даровитый Ягужинский, которого мы видим при разных дворах с важными дипломатическими поручениями; мы уже упоминали, как благодаря правилу Петра учить своих на практике на дипломатическом поприще понятливые ученики сделались скоро мастерами. Двое Долгоруких, Григорий Фед [орович] и Василий Лукич, Матвеев, кн. Куракин, Петр Андреевич] Толстой усердно помогали Петру в дипломатической борьбе с Европою от Лондона до Константинополя; в хорошей школе не может быть недостатка в подростках, и эти подростки обозначались и окрепли при Петре; они по завещанию Петра, имея постоянно в уме и на языке имя великого преобразователя, вели русскую политику чрез первую половину XVIII века и передали ее в достойные руки, руки Екатерины II. Эти подростки обозначились в двоих братьях Бестужевых, уже занимавших при Петре очень значительные дипломатические посты; обозначился и знаменитый иностранец, который в печальные для русской народности времена внутри России искусно поддерживал русские интересы в Европе, обозначился знаменитый Остерман. Однажды на корабле, где находился государь, произошла драка между царским денщиком и молодым немцем, ведшим дневник у вице-адмирала; немец прямо пришел к царю с жалобой и с просьбою о сатисфакции; Петр сатисфакции ему не дал, сказавши: «Пьяное дело!», но наружность немца остановила его внимание; по своему обычаю он поднял у него со лба волосы, посмотрел в глаза и взял к себе для иностранной переписки. Немца звали Остерманом, он вел переговоры и заключил Ништадтский мир.

Сохранились рассказы современников о том, как поддерживалась школа, воспитывались подростки, выбирались люди. Молодые дворяне, посланные учиться за границу, возвратились и сейчас к государю на экзамен зимою в 6 часов утра; Петр со свечою в руках ползал по карте, расспрашивал их, остался доволен. Один из возвратившихся из-за границы, известный Неплюев, был определен Петром в смотрители над постройкою галер – должность, в которой он почти ежедневно видал государя. Петр заметил, что в малом будет путь, и начальствующие лица начали воспитывать молодого офицера, учить его, как служить и как сохранить расположение царя: «Будь исправен, будь проворен и говори правду, сохрани тебя Боже солгать, хотя бы что и худо было; он больше рассердится, если солжешь». Скоро Неплюев подвергся экзамену в этом искусстве. Однажды он пришел на работу, а Петр уже тут; Неплюев сильно перепугался, и первою мыслию было бежать домой и сказаться больным, но потом вспомнились наставления, и он пошел к тому месту, где находился государь. «А я уже, мой друг, здесь! – сказал ему Петр. «Виноват, государь, – отвечал Неплюев, – вчера я был в гостях, долго засиделся и оттого опоздал». «Спасибо, что говоришь правду, – сказал Петр. «Бог простит! Кто бабе не внук?» После того Неплюев получил место резидента в Константинополе таким образом, который показывает всю простоту отношений Петра к своим приближенным. У государя был обед для всей знати, также для офицеров гвардейских и морских, почему был приглашен и Неплюев. Отобедав с товарищами прежде, он встал из-за стола и отправился в ту сторону, где государь сидел еще за столом и вел такой разговор с Головкиным и Апраксиным: «Надобен мне человек, который бы знал итальянский язык, для посылки в Константинополь резидентом». Юловкин отвечал, что такого не знает. «А я знаю, – сказал Фед[ор] Матвеевич] Апраксин, – очень дельный человек, да та беда, что очень беден». «Бедность не беда, – отвечал Петр, – этому помочь можно скоро; но кто это такой?» «Да вот он за тобой стоит», – сказал Апраксин. «За мной стоят много», – возразил Петр. «Да твой хваленый, что у галерного строения», – отвечал Апраксин. Петр оборотился, взглянул на Неплюева и сказал: «Это правда, Федор Матвеевич, что он хорош, да мне бы хотелось его у себя иметь». Но потом, подумавши, государь приказал назначить Неплюева резидентом в Константинополь.