Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс…
Григоренко первым в своей деревне вступил в комсомол. В возрасте 15 лет он отправился в Донецк, где работал машинистом, а вечерами учился. В 20 лет он вступил в партию и по партийной путевке был направлен в Военно-инженерную академию, которую окончил с отличием в 1934 году. В рядах Красной Армии он участвовал в 1939 г. в военных действиях против Японии и был ранен в спину осколком гранаты. Еще два ранения получил во время Второй мировой войны.
После войны Григоренко преподавал в Академии им. Фрунзе в Москве. В 1949 г. назначен начальником научно-исследовательскою отдела, в 1958 – начальником отдела кибернетики. В это время он уже был кандидатом наук. В 1959 г. получил свое высшее звание – генерал-майора. К моменту выхода в отставку (пятью годами позже) он был автором более чем 60 статей по военной науке, в большинстве своем засекреченных.
Григоренко имеет множество наград, в том числе орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды, орден Отечественной войны и семь медалей.
Женился впервые в 1927 г., через 15 лет последовал развод. Три сына от этого брака живут в СССР. От второго брака (с его нынешней женой) имеет одного сына, Андрея, который несколько лет тому назад эмигрировал в США.
Инакомыслящий
Григоренко имел несколько небольших столкновений с властями – например, протестовал против антисемитизма в своей академии. Но первый серьезный конфликт произошел после его выступления на партконференции в Москве. Он призвал к демократизации устава партии, в результате чего был лишен делегатского мандата. Почти в то же время он написал открытое письмо к московским избирателям, критикуя «неразумную и часто вредную деятельность Хрущева и его окружения». Был немедленно уволен из академии и спустя полгода переведен с понижением на Дальний Восток. Там он создал «Союз борьбы за возрождение ленинизма» (1963 г.) в составе 13 человек и написал листовку о возвращении к ленинским принципам. Был арестован и направлен на экспертизу в институт им. Сербского, где его признали душевнобольным и невменяемым. Вышел из психиатрической больницы специального типа весной 1965 г., вскоре после падения Хрущева.
Не считая возможным менять свою позицию, лишенный военной пенсии, Григоренко вынужден искать любую работу и в возрасте 58 лет поступает работать грузчиком. Он неоднократно посылал письма протеста Косыгину, в «Правду», в КГБ. Он открыто протестовал против лишения его воинских званий и постоянно участвовал в публичных демонстрациях против процессов над диссидентами.
В 1969 г. он вылетел в Ташкент, чтобы выступить в качестве свидетеля защиты на процессе диссидентских лидеров. Его тут же арестовали, и следствие направило его на психиатрическую экспертизу. Ташкентская экспертиза признала его нормальным. Тогда его отправили в Москву, снова в институт им. Сербского, на повторную экспертизу, – там его опять признали душевнобольным.
На этот раз он пробыл в спецпсихбольнице четыре года. Выпущенный в 1974 г., он возобновил свою деятельность.
В 1977 г. он получил выездную визу на полгода – навестить своего сына в Нью-Йорке и сделать срочную операцию, которую он не доверял советским врачам. Тремя месяцами позже Указом Верховного Совета за подписью Брежнева он был лишен советского гражданства. После этого Григоренко получил политическое убежище в США.
Пациент советской психиатрии
Дважды комиссия института им. Сербского назначала Григоренко принудительное лечение в психиатрической больнице специального типа. Оба заключения были идентичны.
Главным доводом невменяемости было то, что протесты Григоренко – результат психопатологического состояния, а не разумного решения. Согласно актам экспертизы, Григоренко страдает хронической паранойей, которая время от времени достигает порога невменяемости, и тогда больной вступает в конфликт с советскими законами. В частности, у него развился «бред реформаторства» – потребность деятельности, направленной против властей, желание перестроить общество и одержимость диссидентской темой.
Как сказано в этих заключениях, Григоренко не может контролировать свое поведение и отвечать за свои поступки, а поэтому должен быть изолирован как больной, неспособный участвовать в своем судебном процессе и защищать себя.
По утверждению советских психиатров, болезнь усугубляется, а частично и вызвана артериосклеротическими изменениями сосудов головного мозга.
Порядок проведения четвертой экспертизы
Чтобы провести обследование в максимально полном объеме и с предельной точностью, мы несколько изменили обычную процедуру.
Беседы с обследуемым (в общей сумме восемь часов) каждый из нас проводил по отдельности. Один из нас находился в Гарварде, двое – в студии видеозаписи Института психиатрии штата Нью-Йорк.
Вопросы, задаваемые генералу, касались всех сторон его жизни, включая семью, детские воспоминания, сексуальную жизнь, интеллектуальное развитие и нравственные установки, его идеи, влечения, интересы, взаимоотношения с людьми… Особое внимание мы обращали на его политические взгляды и на мотивы тех или иных «диссидентских» поступков. Все ответы сообщались нам через переводчика, одновременно велась запись на видеомагнитную пленку.
В порядке проверки диагноза психопатии, фигурирующего в советских актах, консультанты медицинского факультета Гарвардского университета провели три специальных обследования. Трехчасовая тестовая программа Ирен П. Стивер включала задачи на интерпретацию, «проективные тесты» (подобные тестам Роршаха, так наз. «чернильным пятнам»), с помощью которых обнаруживаются параноидальные признаки. Вопрос о склерозе, фигурирующем в советском заключении, был исследован невропатологом Норманном Гершвиндом. Эта сторона состояния здоровья Григоренко подверглась также всесторонней проверке восьмичасовым набором тестов, которую проводила Барбара П. Джоунз.
Наконец, все видеозаписи мы передали в лабораторию биометрических исследований Института психиатрии штата Нью-Йорк. Сотрудники института изучили собранную информацию с точки зрения того, соответствует ли весь этот материал, согласно их критериям, картине какого-либо психического заболевания, имеющегося в настоящем или пережитого в прошлом.
Григоренко по-английски не говорит и не читает. Доктор Борис Зубок, психиатр, эмигрировавший из СССР в 1973 г., информировал Григоренко обо всех наших процедурах, объяснял нам некоторые аспекты принятой в СССР диагностики и был нашим консультантом и переводчиком в течение всего обследования. (По иронии судьбы, д-р Зубок частично проходил ординатуру в Москве у того самого Снежневского, который согласился на переосвидетельствование Григоренко в США.) Разумеется, мы понимали, что советские психиатры вполне могут выразить подозрение, что д-р Зубок как эмигрант скрыл какие-то признаки заболевания обследуемого. Поэтому при экспертизе постоянно присутствовали еще три человека, владеющие русским языком. Все они нашли перевод предельно точным и добросовестным.
