Федор Раззаков - Свет погасших звезд. Они ушли в этот день
То, что случилось с Бурковым в день свадьбы, было типичным проявлением его извечной неуверенности в себе. Даже сейчас, когда, кажется, все козыри шли ему в руки – зачисление в театр, женитьба на москвичке, – он так и не смог самостоятельно преодолеть это чувство. Ему понадобился помощник – водка. И перед тем как пойти в загс, Бурков позволил себе выпить для храбрости. Но, видно, не рассчитал дозу, поскольку в загсе его развезло так сильно, что он стал заваливаться на невесту. А потом, чтобы не упасть, и вовсе схватил ее в охапку, чем привел всех присутствующих в неописуемый ужас. Кое-как церемонию удалось довести до конца, но настроение у всех было напрочь испорчено. У всех, но не у Буркова, который не только не извинился перед невестой, но уже дома, во время застолья, позволил прилюдно ее оскорбить, плохо отозвавшись о ее прическе.
Была у Буркова такая черта – удел всех унижаемых в детстве детей: вымещать свою злость на тех, кто слабее тебя. Вот и в тот вечер эта черта проснулась в Буркове. Татьяну он сильно обидел, после чего она в сердцах скомкала свидетельство о браке и выбросила его в открытую форточку. А сама убежала из дома. После этого торжество было испорчено бесповоротно. Немногочисленные гости стали расходиться, причем большинство из них было уверено, что дни этой семьи сочтены. Но они ошиблись. Татьяна вернулась домой ближе к ночи, тоже уверенная, что все кончено. Но Бурков встретил ее очень доброжелательно и как ни в чем не бывало сказал: «О, жена моя вернулась!» И конфликт на этом был исчерпан.
В начале 66-го исполнился ровно год, как Бурков переехал в Москву. За это время много чего произошло. У него родилась дочь Маша, он исполнил первую серьезную роль в театре – пьяницу Рябого в пьесе «Анна». Некоторые коллеги хвалили Буркова за эту роль, да и он сам считал ее своей несомненной удачей. Окрыленный этим успехом, он стал всерьез лелеять мечту, что после этого Львов-Анохин даст ему роль покрупнее – может быть, даже главную. Этой мечтой он как-то поделился с одним своим коллегой-актером, а тот раструбил ее на весь театр. Узнал об этом и Львов-Анохин. И однажды после репетиции из уст режиссера Бурков услышал фразу, которую больше всего в жизни боялся услышать вслух: «Вы никогда не будете первым – ваш удел быть вечно вторым». Режиссер сказал это не в обиду актеру, а только констатировал факт, но Бурков обиделся. Так же сильно, как когда-то в детстве он обижался на своих дворовых приятелей, которые вечно держали его за клоуна.
В сложившейся ситуации единственным шансом громко заявить о себе могло стать для Буркова кино. Однако и здесь у актера долгое время ничего путного не выходило. Он опять оказался на вторых ролях.
Сниматься Бурков начал спустя год после приезда в Москву. Но серьезным творчеством это назвать было нельзя: так, маленькие рольки. В фильме Михаила Богина «Зося» он сыграл молодого солдатика, а в «Ангеле» Андрея Смирнова гимназиста, однако последняя роль до широкого зрителя не дошла – фильм положили «на полку» по причине неверной трактовки событий Гражданской войны.
Только ранней осенью 1967 года Буркову улыбнулась удача: ему удалось попасть в поле зрения признанного мастера комедии Эльдара Рязанова. Тот собирался снимать свою очередную комедию – «Зигзаг удачи» – и искал исполнителя на роль выпивохи-ретушера Пети, озабоченного лишь одной проблемой: где бы гульнуть в хорошей компании. Увидев Буркова, которого привела на съемочную площадку его ассистентка, Рязанов воскликнул: «Да у него же идеальное лицо спившегося русского интеллигента!» И практически сразу утвердил его на роль Пети. В итоге именно эта роль и откроет Буркова для широкого зрителя.
Еще в конце 50-х Бурков написал в своем дневнике, что он мечтает найти себе настоящего друга, хотя сам быть другом не умеет. Друзей у него действительно никогда не было. Были однокашники, коллеги, собутыльники, но человека, которому он мог бы рассказать самое сокровенное, возле него так и не появилось. В детстве и юности Бурков сильно страдал по этому поводу, но потом пообвыкся. И когда приехал в Москву, был на этот счет уже спокоен: знал, что уж в этом волчьем городе, как он сам его называл, искать настоящих друзей бессмысленно. Тем более в той среде, в которой ему приходилось вращаться.
Однако людей, которые могли помочь продвижению его карьеры, Бурков постоянно искал, был буквально нацелен на них. В 69-м, когда снимался в фильме «Случай с Полыниным», он сошелся с Олегом Ефремовым. Причем не на съемочной площадке, где они мало соприкасались, а за пределами ее – во время дружеских застолий, которые проходили на разных квартирах. Поскольку оба были большими мастерами по части выпивки, они быстро нашли нужный язык друг с другом. Хотя со стороны их союз выглядел странным: уж больно разными людьми они были. Ефремов, будучи при славе и регалиях, держался гордо, даже высокомерно, а из Буркова его провинциализм лез буквально из всех щелей. Он даже такси не мог поймать – так боялся этого процесса. А в ресторане всегда зажимался перед официантами, что неизменно веселило Ефремова. Однако именно этим Бурков, видимо, и нравился ему: подобное покровительство тешило его самолюбие. Поэтому, когда в 70-м Бурков как-то проговорился ему о своей неустроенной жизни в Театре Станиславского, Ефремов коротко бросил ему: «А ты валяй ко мне в „Современник“. И Бурков тут же взял расчет на прежнем месте. Но уже спустя несколько месяцев горько пожалел об этом.
Летом того же 70-го Ефремов возглавил МХАТ, звал с собой и Буркова, но тот за ним не пошел: понял, что это приглашение – типичная отговорка. В том сонмище народных артистов, которые были собраны в Художественном, Буркову грозило не то что второе место, а вечное десятое. И он остался в «Современнике», хотя прекрасно понимал, что без Ефремова ему здесь житья не будет. Так и вышло. В итоге вскоре ему пришлось снова проситься в Театр Станиславского. В качестве своего просителя Бурков уговорил выступить свою жену. Та, конечно, похлопотала, но Буркова взяли не сразу – сначала помотали нервы в отместку за то, что ушел когда-то. «Что, прижало? – язвили в лицо актеру. – А мы вас предупреждали». Но в итоге обратно приняли. Правда, сразу предупредили, чтобы в ближайшее время хороших ролей не ждал: их, мол, еще заслужить надо.
Весной 71-го в жизни Буркова возник человек, которого он до конца жизни называл своим единственным другом. Если это была правда, то только наполовину, поскольку то, что говорил на этот счет новоявленный друг Буркова, неизвестно – ни устных, ни письменных свидетельств он не оставил. Но, судя по словам очевидцев, их отношения со стороны действительно напоминали дружбу. Но только со стороны, поскольку при ближайшем рассмотрении все выглядело далеко не так идеально. Этого человека звали Василий Шукшин.
