Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора
Играли два оркестра. Была умопомрачительная еда, которой знаменит ресторан Дома. Многим из присутствующих ребят такой еды больше попробовать не удастся. Попутно вспомнил о том, как на съезде только что об этом ресторане и Доме говорили. Остался последний срок… «Новая литература» ворвалась в зал откуда-то слева, такая живая очень выразительная толпа. Василий Сигарев из Нижнего Тагила получил премию по номинации «Драматургия», за «Крупную прозу» — москвичи-соавторы Сергей Сакин и Павел Тетерский. «Крупная поэтическая форма» — Екатерина Боярских из Иркутска, а за «Малую поэтическую форму» и «Малую прозу» наградили Данила Давыдова и Кирилла Ратникова, москвичей.
24 декабря, воскресенье. Два дня сидел за компьютером, правил дневники. Мне их через пару месяцев сдавать. Обещали 30 тысяч сразу, и потом процент от тиража. В принципе, почти обдираловка.
Вечером созвонился с Е.А.Евтушенко, во вторник он обещал выступить у меня на семинаре. Здесь двойной расчет: и мне надо что-то писать в дневник, и моим мальчикам и девочкам нужно тоже набираться впечатлений.
25 декабря, понедельник. В городе много говорят о нападении на Иосифа Орджоникидзе. Сегодня по радио передали такую подробность. Его семья живет в центре, в собственном пятиэтажном особняке. Два этажа находятся под землей. Здесь есть бильярдный зал, сауна и бассейн. За что, как говорится, купил. Вот как опасно быть богатым.
Я жду письма из Министерства, его нет, я невольно волнуюсь, окружающие меня, не подавая вида, тоже волнуются. Вечером звонила Валя. Пришел результат биопсии. Пронесло. Господи! Господи! Господи! Господи! Господи! Господи! Господи!
Вечером Путин беседовал с журналистами. Были Третьяков, Леонов и какая-то очень неумная, но активная женщина, кажется с РТР. Путин говорил очень хорошо и уверенно. Очень часто политические проблемы — это проблемы их наименования, т. е. филологические. Но слишком все у В.В. легко и четко формулируется. Он дает на все удивительно правильные и глубокие ответы.
Для «Правды». На вопрос: «Что день грядущий нам готовит?»
«А ничего особенного, нового век нам и не готовит. Можно, конечно, написать: как огромный, обледеневший паровоз, через мглу и метели, мчится Россия в грядущее. Это правда, Россия всегда в медленном, но нагнетаемом движении. На ее пути были остановки, перрон заполнен, светофор подрагивает, и, вроде бы, машинист уже перестает шуршать в топке… — но опять гудок, и опять помчались.
С удивительным талантом страна умудряется перемалывать все чужое. Она и страдает, и лечится сама по себе. Как собака весной, выскочила на лужок и выбирает только нужную травку. Это неправда, что Россия смолола монархизм, смолола социализм. Одна никуда не денется от высшего авторитета — служения родине, и никуда не денется от своего семейного, коллективистского, начала. Кальвинизм, который высшую идею Бога мог привести в скопидомство и бездуховность, нам не свойствен, недаром цивилизация наша в первую очередь возникла из живого дерева. А уж потом из камня. Было время думать о душе, в первую очередь, сам русский человек был мерилом всего.
Мчится Россия, отбрасывая ненужное, все на той же скорости, в следующий век. Ах, как все хотят, чтобы исчезло «имперское сознание!» А его у нас и не было! Было всегда в русском человеке желание огородить слабого. Сирого и малого. И остаться самим собой. Мы и сейчас, по-прежнему считаем своим то духовное, чем владели раньше. Так, от няньки порой убегают дети, а потом возвращаются к ее теплой руке и мягкому подолу, в который можно в горе уткнуться лицом. Ах, цивилизованные страны, цивилизованные малые страны!
Кто-то из западных классиков как-то заметил: эстонцы всегда — лучшая прислуга, а чехи — лучшие кучера. «…С кувшином охтенка спешит». Это Пушкин.[6] Спеши, родная, спеши. Многому тебя научили, много ты умеешь сама. Выходи замуж за чужого дядьку; дети и внуки вернутся в отчий дом. Как-то два гоголевских темных героя размышляли: докатится колесо до Москвы или не докатится? Сейчас, на пороге нового века, вроде бы нашли новый географический центр России и с громкими кликами в нищем и темном райцентре устроили по этому поводу политическое представление. Уверяю вас, друзья мои, если есть в этом населенном пункте пункт по сдаче металла, еще не минет первый год следующего тысячелетия, как памятник окажется там. Почем у нас там старая, еще советская, медь на вывоз?..
Но мы ведь недаром упомянули о колесе: хотим мы или не хотим, но центр этой огромной страны, по которой катится русский паровоз, — все-таки в Москве. И Москва все равно всех защитит, отстоит себя и возьмет всех под свою державную руку. Ничего случайно в этой стране не происходит. Хочу заметить: в моей любимой, единственной и неповторимой стране.
С. Есин, писатель без двойного гражданства».
25.12.00
26 декабря, вторник. Как и обещал, приехал на семинар Евг. Евтушенко. Можно поражаться, как подтянуто и молодо он выглядит. Получилось так, что мы сумели немножко поговорить с ним до начала семинара, а потом и пообедали. Это очень интересный и глубокий человек с обширными и независимыми знаниями. Мне даже показалось, что судьба несправедлива к нему. Ребята с интересом его слушали и задавали вопросы. Они только скучали, когда старый поэт переходил к ближней политике, воспоминаниям о тоталитарном прошлом, гонениям на себя. Евтушенко тоже был доволен. Его поразила начитанность наших студентов. Безошибочно они называли авторов известных цитат, которые произносил мэтр. Я законспектировал его выступление. Вернее, брал отдельные ключевые высказывания. Но вот что интересно, он становился плоским и однотонным, когда дело доходило до его стихов. Новые стихи растянуты, с привычным набором политических дефиниций. Тот же самый набор, который он считает общечеловеческим, а на самом деле это однообразный душный набор идей клана. За обедом Е.А. интересно и со знанием дела говорил о кино. Его кино никогда не казалось мне ординарным. За обедом я оказался посвященным и в историю взаимоотношений Е.А. и Бродского. Известно высказывание Бродского, что если Евтушенко против колхозов, то тогда он, Бродский — за. Оно базируется будто бы на том, что Евтушенко сыграл роль в его выдворении из Советского Союза. Характер Е.А. таков, что он, конечно, совал свой нос всюду, где мог получить какие-то общественные дивиденды. Он мог начальство отговаривать от этого выдворения, а те распустили другие слухи. Вся история могла быть случайной, но вроде бы состоялся между Бродским и Евтушенко разговор, где все точки были расставлены. При этом разговоре случился Евгений Рейн. Но Рейн молчит и своих воспоминаний об этом реабилитирующем Евтушенко разговоре не пишет или не печатает. Во время разговора у меня в кабинете я делал пометки в своей записной книжке, потом полтора часа записывал на семинаре. Старался фиксировать ключевые фразы.
