Михаил Брагин - От Москвы до Берлина (Статьи и очерки военного корреспондента)
Гремели орудийные удары на высотах и склонах Приднестровья. Горели "тигры" и наши "Т-34". От укрытия к укрытию танкисты Хохрякова медленно отходили, упорно сдерживая врага, нанося ему урон в живой силе и технике. Но слишком неравны были силы, и один за другим выходили из строя танки батальона. Не было с Хохряковым его любимого лейтенанта Павлова: он был контужен ударом снаряда в башню. Лишившись речи и слуха, он не хотел уходить, стараясь понять команду комбата по движению губ, но упал без сознания. Не было в живых многих других, а уцелевшие продолжали борьбу с немецкой мотопехотой в пешем строю. Танк Хохрякова был подожжён. Он пересел в другой. Был подбит и этот. Он перебрался в последний уцелевший танк. Заряжающим и пулемётчиком сели лейтенанты Титов и Монакин, механиком-водителем- лейтенант Задачин.
Героический офицерский экипаж продолжал бой, оттягиваясь за реку, дальше которой командование решило врага не пускать.
Уже все перешли мост, а Хохряков ещё маневрирует на фланг противника, бьёт, отходит и снова бьёт. Ранен в руку лейтенант Задачин, но продолжает вести танк. Ранен и сам Хохряков, но продолжает вести огонь. С волнением следят из-за реки и с наблюдательных пунктов за неравной героической борьбой. Давно дан сигнал Хохрякову отходить. Уже сапёры минировали мост. Но они знают и любят Хохрякова. И вот герой-сапёр под пулемётным огнём спускается у моста в воду, держа в руках провода для взрыва. Коченеет, но ждёт, пока отойдёт по мосту Хохряков. А он, раненный, лишённый возможности стрелять, садится с биноклем на башню и корректирует огонь лейтенанта Титова. Налетают бомбардировщики противника, пикируют чуть не на башню. Но Хохряков руководит огнём экипажа. Снова вой падающей бомбы. Свистящий разлёт её осколков. Они впиваются в Хохрякова, осколки рвут его тело, дробят плечо, кровь течёт из ран комбата, и его, бесстрашного, неукротимого, наконец, уносят с поля сражения.
Майора везли в тыл, а навстречу ему двигались его танки, подбитые в прошлых боях, отремонтированные и снова вступившие в бой вместе со свежими танковыми частями, развивавшими успех батальонов первого эшелона.
Батальон Хохрякова продолжал жить и сражаться.
Боевая группа актива офицеров, спаянная комбатом, подхватила управление батальоном и повела за собой танкистов. И хотя майора не было с ними, он как бы продолжал руководить своими офицерами. Решая боевые вопросы, они вспоминали, как поступал Хохряков; вспоминали, что он считал главной задачей офицеров танкового батальона быть первыми в бою и одновременно руководить, помогать другим там, где опасность и гибель. Это создаёт для офицеров танкового батальона двойную нагрузку, двойную опасность. Никто чаще их не находится в зоне огня и смерти...
Хохрякову говорили, что батальон успешно дерётся, но он не мог мириться со своим бессильем. Он смотрел на часы, снятые с раненой руки и привешенные к бинту, охватившему раненое плечо и грудь, так, чтобы ему был виден циферблат, прикидывал, когда батальон пойдёт в атаку, и в бессильи, в отчаяньи скрипел зубами.
Потом успокаивался, снова пробовал двигать пальцами разбитой руки, и, когда они чуть-чуть шевелились, майор улыбался в надежде, что выздоровеет и вернётся в строй.
Он беспокоился о том, награждены ли герои батальона, которых он представил к наградам. Майор посылал предупредить офицеров, чтобы они, обходя противника, искали возможность его уничтожить, а не ставили обходной манёвр самоцелью. Манёвр ради манёвра, без последующего уничтожения врага, ведёт к неудаче. Хохряков добивался, чтобы танкисты избегали бессмысленных лобовых атак и бессмысленных обходов.
Комбат продолжал жить жизнью батальона, но и его молодой могучий организм не выдерживал. К десяти ранам, полученным ещё на Халхин-Голе и на Калининском фронте, прибавилось ещё восемь осколочных.
Хохряков впадал в забытьё. Начинал бредить и в бреду командовал танкистами, спрашивал у помкомхоза, накормлены ли бойцы. Потом засыпал тяжёлым сном. У постели Хохрякова бессменно дежурил его любимец - лейтенант Павлов.
Хохряков, не имеющий семьи, выросший в советском детдоме, полюбивший свой батальон, как семью, любил Павлова, как самого близкого человека и младшего брата. Юный лейтенант платил ему восторженной любовью. Сам Павлов едва оправился от контузии, безумно устал, но протирал ещё по-детски кулаком глаза и бодрствовал... Прибежала из санвзвода медсестра Люся, но Павлов не разрешил будить майора. Люся сообщила Павлову "секрет", что Хохряков представлен к званию Героя Советского Союза. Павлов возразил, что это "секрет" для Люси, а все танкисты батальона не сомневались, что их командир батальона будет Героем Советского Союза.
* * *
Ясным весенним утром Хохрякова привезли в госпиталь на окраине города Старо-Константинов, за который он дрался, которому нёс весну освобождения. Госпиталь расположился в большом здании школы, которое в бою служило Хохрякову ориентиром.
После операции майору стало легче. Он глядел сквозь высокое окно на холмистые поля, по которым недавно наступал.
С того утра, когда батальон пошёл в наступление, прошли долгие дни и недели. Весна разлилась в воздухе и в полях. В небе пели жаворонки, поднимавшиеся с обогревшейся земли.
Освобождённая земля начинала дышать.
Майор Хохряков вспомнил, что на этой же земле, на берегах Буга, Днестра и Прута, Кутузов со своим корпусом бугских егерей воевал за российские земли. Стены старинных крепостей времени владычества Оттоманской империи остались немыми свидетелями той эпохи. Хохряков вёл бой недалеко от этих памятников военной старины и сейчас жалел, что у него не было времени их внимательно разглядеть.
Но он видел уходящую вдаль, на запад, магистраль, вдоль которой на десятки километров тянулись разбитые, раздавленные, сожжённые автомашины и танки немцев - памятник военной славы русского оружия наших дней, видел сёла, освобождённые Красной Армией, узнавал знакомые места, ставшие самыми значительными в его жизни. Это были те десятки как будто малозначащих населённых пунктов, о которых упоминало Совинформбюро рядом с сообщениями о взятии крупных городов. Упоминало потому, что они стали очагами боёв, определивших победу в великом приднестровском сражении. Эту победу танковых соединений решала их тактическая первооснова - танковые батальоны.
Это они, танковые батальоны, первыми рассекали коммуникации врага, форсировали реки, врывались в сёла, в города, уничтожали немцев, шли впереди танковых соединений, впереди фронта победоносно наступающей Красной Армии.
На Днестре.
В танковом штабе на Висле
Наше танковое соединение готовилось к форсированию Вислы. Оперативная группа штаба соединения во главе с командиром спешила на новый командный пункт - ближе к войскам. Стремительные "виллисы", поднимая сплошную пелену пыли, неслись по шоссе. Стрелки спидометров остановились на предельной черте - сто километров в час. Командир соединения торопился. Темп действий нашего соединения достиг предела. Несколько дней назад наше танковое соединение прорвалось в глубину немецкой обороны севернее Львова, обошло его, отрезало коммуникации противника, затем ворвалось в Перемышль и, продолжая частью сил бои у этих городов, главными силами вышло на Вислу.
