Юрий Ампилов - На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)
На Ильгиза Усманова:
Наш татарин – бай и барин,
Он комфортом окружен
И толпою милых жен.
Чисто выбрит, слегка пьян,
С дипломатом – деловая.
Он в любые двери входит,
Все находит, достает.
Вокруг пальца многих водит.
На глазах у нас растет.
На Сережу Бухарина (увлекающегося культуризмом и ожидающего, когда его супруга Оля принесет ему сына)
Очки и мышцы, гладкая кожа
Славный парень Бухарин Сережа.
Душа коллектива, гроза сионистов,
Сторонник неведомых нам коммунистов.
Умом математик, а пьет, как геолог,
Отец-ожидатель, и всем нам так дорог.
Требуется пояснить, что внешне Толя Никишин немного напоминает Наполеона и на шарже изображен в наполеоновском мундире и треуголке. Тема его диссертации была связана с дешифрированием снимков Марса и звучала так «Сравнительно-планетологический анализ рифтоподобных структур Марса». Теперь Вам будет ясен смысл эпиграммы:
Толя Никишин (сам на себя)
На марсианском поле он
Единственный Наполеон.
И гордо бродит средь вулканов.
Свои владенья обходя.
А пропустив пяток стаканов.
Ему плевать, что есть Земля.
Эпиграмма на меня тоже требует комментариев. Поскольку ожидалось, что на презентацию этой стенгазеты к 23 февраля подъедет моя супруга Люся, мой образ был слегка идеализирован и отлакирован. Отдавалась также дань моей теще, которая из Курских краев исправно поставляла на наш скудный аспирантский стол маринованные грибочки, варенье и прочие переработанные дары природы.
Краса и гордость коллектива,
Блестит улыбка, как утюг,
Веселый, радостный и милый,
Отец и муж, и тещин друг.
Рубашка, галстук и костюм.
Солидный внешний вид.
Высокий строгий ум
На нас всегда глядит.
Не пьет, не курит, бед не знает,
Всегда спокойно засыпает
Ученый – альтруист.
Удивительно то, что вся наша дружная аспирантская компания в срок подготовила и представила к защите диссертации, в то время как около половины аспирантов того времени, да и сейчас тем более, не укладывались в сроки или вообще не становилась кандидатами наук до конца своей карьеры. Мы умели отдыхать, но умели и работать. Этот период, бесспорно, был для нас хорошей жизненной и научной школой, после которой мы стали почти настоящими исследователями, способными самостоятельно ставить и решать серьезные задачи.
«НЕ БЫВАЕТ НЕКРАСИВЫХ ЖЕНЩИН…»
Все прекрасно знают вторую часть этой поговорки: «…бывает мало водки». Однажды мне удалось воочию убедиться в полной справедливости этого утверждения.
После второго года аспирантуры в год Московской олимпиады я отправился на морские сейсмические работы КМПВ в Балтийском море в рамках международной программы «Петробалт». Благодаря любезной помощи Ю.А. Бякова и Д.Г, Хакимова я не только оказался непосредственным участником этих работ, но и был введен в штат научно-исследовательского судна «Циркон» на время рейса и даже получал за это приличную по тем временам зарплату в инвалюте (в специальных чеках для валютных магазинов «Альбатрос»).
Руководство и административный штат экспедиции БМГЭ базировались в Калининграде на дебаркадере «Преголь». Тогда этот очень своеобразный город удивил меня большим количеством летних дождей. Бытовала шутка: «Если Москва – сердце России, то Калининград – ее мочевой пузырь». Однако не будем отвлекаться от главной темы этой истории. Впрочем, женщинам дальше лучше не читать, чтобы совсем не разочароваться в представителях мужского пола.
Отход судна был назначен на 12 часов дня. Среди членов научного состава и экипажа за предыдущие рейсы сложилась традиция: спиртное на рейс закупают те, кто в предыдущем рейсе проиграл в преферанс как раз на сумму проигрыша. Поскольку работа в рейсе была организована по вахтам, оставалось время, которое заполнялось не только сном, но и длительными преферансными поединками. В этот раз кто-то оказался очень крупно проигравшим в предыдущем рейсе. Заготовленные ящики с водкой ждали своего часа, т. е. отхода судна от причала. Каждый прибывающий на судно перед отходом считал своим долгом заглянуть за полог в трюме для проверки наличия запаса и затем, отходя, удовлетворенно хмыкал: «Ну этого уж точно на весь рейс хватит».
Все были на борту. С родными и домашними уже попрощались, но отход по каким-то причинам задерживался. Ситуация была непонятная: уже не дома, но еще и не в море. Занять себя большинству было нечем, разве что опять начать новую преферансную серию.
– Ну. что, давай по одной накатим на дорожку? – предложил кто-то.
– Давай, чего уж там ждать. Кто его знает, когда отойдем.
Порезали нехитрые домашние припасы: огурчиков, сальца, лучка – и разлили по стопарику. В общем, дело пошло.
– Слышь, Михалыч, – обращаясь после первой стопки к пожилому механику Борису Гребневу, произнес оператор сейсмостанции Сергей Демин, – ты ведь старший: давай командуй, мы подчинимся.
– А чего тут командовать: наливай да пей, – незамысловато ответил Михалыч.
– Нет, мужики, погодите, прервал его Саша Елкин, выпускник нашей кафедры, который впервые шел начальником рейса и потому чувствовал ответственность, – Нам же еще погранцов надо пройти на ногах.
– Да что там погранцы? Мы же идем без заходов в иностранные порты. Они в таких случаях ставят штамп у капитана в судовой роли и никого не трогают. Да мы и не будем напиваться. Сейчас еще грамм по сто – и на боковую, А так – ни то ни се.
– Ну ладно, давай, но только по сто и притормозим.
– О чем разговор? Конечно.
Потом, как водится, никто не вспомнил, что собирались «притормозить», Одна бутылка, вторая, третья… Ящик подходил к концу. За иллюминатором уже стемнело, но никто туда и не смотрел. Дело происходило в операторской – наиболее просторном помещении в полутрюме. где даже днем был включен дневной свет. Было уже десять вечера, а судно по-прежнему стояло у стенки. Наконец, это было замечено.
Погодите, мужики, мы еще стоим.
– Да, черт, узнайте на мостике, когда отход.
– Они говорят, что уже в шесть утра.
– Знали бы раньше, ночевали бы дома.
