Николай Богданов - В небе – гвардейский Гатчинский
Несколько раньше в безвыходное положение попал экипаж Романа Тюленева. Выполняя ночное боевое задание на предельной дальности действия самолета, экипаж на обратном пути попал в тяжелые метеорологические условия, проводил полет на повышенном режиме работы моторов и еще до прилета на свой аэродром израсходовал горючее. Двигатели остановились. Экипаж по команде командира покинул самолет на парашютах.
Через несколько часов все три члена экипажа «в пешем порядке» прибыли на аэродром, не забыв прихватить с собой парашюты. Они долго переживали потерю машины и как бы винили себя в чем-то, хотя поступили они правильно: это был единственный выход из создавшегося положения.
Вспоминается мне и другой, совсем уж необычный случай. В середине апреля 1942 года экипажи нашего полка совместно с летчиками других частей наносили сосредоточенный мощный бомбардировочный удар по «волчьему логову» – ставке гитлеровского командования в районе Вильно. Ставка прикрывалась мощной противовоздушной обороной, в которую входили опытные ночные летчики-истребители.
В этом налете участвовал один из лучших наших командиров кораблей, первый Герой Советского Союза в нашем полку Василий Гречишкин.
Над целью самолет Гречишкина был сильно поврежден зенитной артиллерией, а вслед за этим был атакован ночным истребителем. В результате отказал правый мотор. Возвращаясь, экипаж попал в облачность, самолет обледенел. Перестали работать все средства связи и радиополукомпас. Не имея возможности определить свое место, командир со штурманом решили лететь на восток, пока есть горючее. Оно кончилось, когда, по расчетам, линия фронта осталась позади. Василий Гречишкин с трудом, «на последних каплях», набрал высоту 900 метров и приказал экипажу выброситься на парашютах. Убедившись, что штурман и стрелки-радисты оставили самолет, Василий Гречишкин выключил мотор и сам покинул пилотскую кабину.
Отсчитав пять секунд, он с силой дернул вытяжное кольцо. За спиной зашелестело шелковое полотно, последовал слабый рывок, но летчик почувствовал, что падает в черную бездну с прежней скоростью. Гречишкин запрокинул голову и увидел над собой извивающееся змеей полотно парашюта: захлестнуло стропой купол. А земля надвигалась стремительно. Василий сбросил перчатки и начал поспешно подтягивать к себе жгутом скрученный парашют, пытаясь распутать стропы. Через несколько мгновений летчик со страшной силой ударился о землю и потерял сознание…
Утром его случайно обнаружил колхозный конюх, ехавший по санной дороге на дне оврага за сеном. Летчик лежал на дороге с зажатыми в руках стропами парашюта. Он был без сознания, сердце билось еле слышно.
Василий, видно, родился «в рубашке». Счастливое стечение обстоятельств спасло его от верной гибели. Он упал в сугроб на высоком берегу оврага, пробил на крутом склоне всю его толщу в два десятка метров и, проскользив по отлогому склону, скатился к дороге. Наметанная за зиму снежная стена погасила огромную скорость и смягчила смертельную силу удара.
Через несколько часов опытнейшие врачи одного из лучших московских госпиталей в Сокольниках уже боролись за жизнь героя. И Василий вернулся в строй. До самой Победы он наносил бомбовые удары по врагу.
После войны Василий Константинович Гречишкин испытывал новые самолеты и другую авиационную технику. Совсем недавно первоклассный летчик-испытатель ушел на заслуженный отдых.
С целью использования всех дальних бомбардировщиков ДБ-ЗФ для ударов по военно-промышленным и политическим центрам противника в конце зимы 1941/42 года в освобожденном к тому времени Андреаполе был создан аэродром подскока. Здесь ДБ-ЗФ перед дальними рейдами производили дозаправку горючим. Помимо этого, на дальние цели стали летать с дополнительными подвесными баками, которые после выработки горючего сбрасывались с самолета.
В битве под Москвой нашему полку приходилось выполнять и задания по уничтожению живой силы и боевой техники противника на поле боя в тесном взаимодействии с фронтовой авиацией. Наряду с ночными полетами мы выполняли и дневные бомбардировочные удары. В период зимнего наступления под Москвой наша авиация господствовала в воздухе. Однако, сколь ни снизились наши потери в сравнении с теми, какие мы несли в первые недели войны, мы вновь теряли боевых друзей. Погибли экипажи бесстрашных асов Владимира Шульгина и Сергея Фоканова, которые точными, дерзкими ударами своих Пе-2 наносили фашистам огромный урон.
Погиб экипаж Самуила Клебанова. Обстоятельства его гибели я узнал от участников налета на Витебский аэродром, с которого фашистская авиация совершала налеты на Москву и другие наши города весной сорок второго года.
Наши бомбардировочные удары по Витебскому аэродрому наносились ночью, одиночными самолетами, рассредоточенно по времени, с тем расчетом, чтобы бомбардировщики противника не могли вылететь на боевое задание. Клебанов бомбил аэродром одним из последних. Сбросив бомбы, его самолет снизился на малую высоту и стал расстреливать уцелевшие самолеты врага из пулеметов. Несколько машин вспыхнуло, а самолет Клебанова продолжал кружить над стоянками. Через некоторое время гитлеровцы пришли в себя и открыли огонь из всех калибров зенитной артиллерии.
Одна из очередей малокалиберного зенитного орудия сразила самолет храбрецов, и они упали со своей горящей машиной прямо на летном поле аэродрома.
…И когда я вспоминаю те далекие годы и сгоревших в пламени боев моих дорогих друзей-однополчан, я невольно вспоминаю строки Расула Гамзатова:
Мне кажется порою, что солдаты, С кровавых не пришедшие полей, Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей…
Да, эти белые журавли бесконечно долго будут с нами, в нашей памяти, в наших сердцах и сердцах будущих поколений.
В другую часть
К исходу зимы боевых экипажей в нашем полку осталось очень мало. Такое же положение было и в 420-м дальнебомбардировочном авиаполку. Командование вынуждено было из двух полков сформировать один, присвоив ему наименование 748-го авиаполка дальнего действия. Этот полк отличился в обороне Москвы и позже был преобразован во 2-й гвардейский авиаполк дальнего действия.
В длительных зимних полетах я сильно простудился и был направлен в госпиталь, где пришлось пролежать несколько недель. После выздоровления я прибыл в новый полк и с горечью узнал, что с задания не вернулись мои боевые товарищи штурман капитан Валентин Перепелицын, стрелки-радисты сержанты Борис Ермаков и Валентин Трусов. Пока я был в госпитале, командиром самолета назначили молодого летчика. В первом же ночном вылете самолет был сбит над самой целью. Никто из членов экипажа в часть не вернулся.
