Виктор Кузнецов - Сергей Есенин. Казнь после убийства
Постановили: 1. Командировать т. УСТИНОВА в поездку вместе с тов. ТРОЦКИМ на один месяц.
СЕКРЕТАРЬ ЦК В. Молотов[62].
Документ снабжен печатью ЦК РКП(б). Вверху пометки: «B[есьма] срочно», «Передать по прямому проводу», «Уч[етно-распределительный отдел ЦК]».
Как видим, Жоржу доверяли, более того, есть основания считать его личным порученцем Троцкого. «По заданию Реввоенсовета, — похвалялся Устинов, — обслуживал пограничный край и написал брошюру "Современная Румыния"»[63] («Автобиография»). Содержание брошюры (1923) подтверждает допуск автора ко многим военным секретам.
Знакомство Жоржа со Львом Давидовичем, вероятно, произошло еще раньше, до формирования (8 августа 1918 года) поезда наркомвоена. Если их встреча в Минске, где журналист сотрудничал в «Звезде» (1917), проблематична, тов «Известиях» (Москва, 1918) вполне возможна. Позже Устинов работал в «Правде» (1919), «Советской Сибири» (Омск, 1919–1920), и его контакты с Троцким не исключаются.
Уверенность «демона революции» в личной надежности Устинова возросла, когда в 1920 году появилась его книжка «Трибун революции». Написал он ее в 1918 году по горячим следам рейсов карательного подвижного состава (всего за период Гражданской войны поезд совершил 36 рейсов общей протяженностью 97 629 верст).
При подготовке книжки Лев Давидович специально написал заметки о своей необыкновенной жизни, которые авторе благодарностью использовал. Сочинитель отдавал себе отчет в том, что будет первым, кто познакомит угнетенный народ со своим героическим спасителем. Наверное, поэтому авторские определения наполнены одическим пафосом: «джентльмен революции», «горьковский Данко», «пламенная карающая десница», «экстракт организованной воли». Может быть, Устинов особенно гордился найденным им сравнением: «Лицо Троцкого — лицо русской революции».
После смерти Есенина десятки его знакомых и полузнакомых бросились писать воспоминания о «Сереже». Некоторые даже гастролировали по стране (А. Мариенгоф, В. Шершеневич), подрабатывая на есенинской трагедии!
Устинов молчал (две его (?) статьи явно заказные). На людях не проронил ни слова, во всяком случае, его устные рассказы о печальном событии неизвестны. Да и не до того ему было! Он упрямо продолжал тяжбу с ЦКК. Его очередные попытки добиться в 1926 году пересмотра своего «дела» успеха не имели. Осталась без внимания партийная рекомендация языковеда и фольклориста Н. И. Ашмарина (1870–1933)[64]. Не помогло даже заступничество члена ЦК ВКП(б), активного деятеля Петроградского Военно-революционного комитета, одного из руководителей штурма Зимнего К. С. Еремеева (1874–1931)[65], знакомца Устинова по сотрудничеству в минской «Звезде» (1917) и «Правде» (1919). Константин Степанович некоторое время возглавлял издательство ВЦИК, там выходили брошюрки его ученика: «Меньшевики, эсеры и контрреволюция», «В Коммуну» и проч. Это была попытка подправить репутацию рекомендуемого. Не помогло.
В 1927 году, после исключения Троцкого из партии, Жорж наконец кой о чем смекнул, исчез из Москвы, притаившись в городке Городец (Нижегородский округ) у своих родственников, скорей всего, у сестры (по мужу — Савичевой) [ул. Рабочая, 85]. Здесь наверняка общался с местным жителем, бывшим в юности его наставником-агитатором Иваном Абоимовым, о котором в октябре 1930 года писал: «…мы друзья до сих пор» («Автобиография»). Немного успокоившись, объявился в октябре 1929-го, когда улеглись страсти вокруг высылки Троцкого. Неослабевшая тоска по партии вылилась в новое заявление о тяге к ВКП(б), «…в которой протекала вся моя сознательная жизнь и против которой я не совершил никакого проступка»[66]. Не поверили. Очередной крик о помощи раздался 31 мая 1930 года и был обращен к Президиуму XVI съезда ВКП(б). Устинов опять каялся, взывал к справедливости, склонял повинную голову («…совершенно потерял волю и желание что-либо делать»)[67]. Не обратили внимания. Наконец 28 октября 1930 года «дорогой Емельян» (Ярославский) поставил свое факсимиле на постановлении ЦКК: «…прикрепить т. Устинова к ячейке»[68]. Заметьте, не восстановить в партии, а именно прикрепитъ к парторганизации Центроиздата, где Георгий Феофанович работал редактором-консультантом массовой литературы. По-видимому, испытательный срок он не выдержал, и его уволили со знакомой всем неугодным формулировкой: «… вследствие реорганизации работы издательства». Закончил он свою карьеру в «Седьколхозгизе», подчищая рукописи учебных пособий по выращиванию сельхозпродуктов и борьбе с полевыми грызунами. Финал его партийной эпопеи наступил в декабре 1931 года, когда ЦКК подарила ему надежду числиться в ВКП(б) с 1917 года. Только надежду, потому что вслед за постановлением родился неведомый счастливчику документ:
Строго секретно
3/ХII 1931.
Посылается кому на согласование: т. Постышеву [П. П.], партконтроль. т. Ежову [П. И.], в дело[69].
Далее следовала краткая выписка из истории устиновской тяжбы. Неизвестно, чем закончилась его война. Скорей всего, поражением. Ведь в «ежовые рукавицы» попадали многие прелюбопытные бумаги, о которых заявители не хотели бы вспоминать. Могли всплыть и материалы о том, какие личные поручения Троцкого выполнял автор книжечки «Трибун революции». По слухам, Жорж все-таки собирался раскрыть тайну «Англетера». Литератор Н. Г. Юсов по этому поводу недавно сообщил: «Я был знаком с Долговым, который встречался с Вержбицким (Николаем Константиновичем, приятелем поэта, автором воспоминаний о нем. — В.К.). Последний утверждает, что ой пришел к Устинову с требованием рассказать, что же случилось с Есениным. Тот попросил прийти на следующий день. Но на другой день выяснилось, что Устинов повесился»[70]. Неужели его замучила совесть? В такой конец трудно поверить — не та закалка. Вспомним, как он бравировал своим аморализмом. Скорей всего, его повести: он слишком много знал/Если следственное дело о его смерти не уничтожено и когда-нибудь обнаружится, оно прояснит, что в действительности произошло в квартире № 16 дома № 3 по Большой Ширяевской улице (Сокольники).
14 декабря 1932 года «Известия» сообщили: «Оргкомитет Союза советских писателей СССР с прискорбием извещает о безвременной кончине советского писателя Георгия Феофановича Устинова. Кремация 14 декабря, в 4 часа дня». Газета не назвала даже дня его смерти, не упомянула о месте его последней работы, сославшись на находившийся в эмбриональном состоянии писательский оргкомитет, возглавляемый Иваном Тройским, осведомителем НКВД, доверенным лицом Сталина. Заметьте, тело сожгли в день публикации извещения — кто-то явно торопился побыстрей «закрыть дело».
