Лидия Громковская - Николай Александрович Невский
1 Плетнер Орест Викторович (1892–1970) — японист, выпускник Петроградского университета. С 1924 г. преподаватель русского языка в высших учебных заведениях Осака, Киото, Тэнри.
Ский же терпеливо поправлял неправильности в речи Мисы, объяснял ей смысл трудных слов.
Н. А. Невскому к тому времени исполнилось уже тридцать лет. И по характеру, и по научным интересам он был вполне сложившимся человеком. Он не утратил своей любви к поэзии. Но стал более сдержан в проявлении восторгов по поводу понравившихся стихов. Его можно было назвать молчаливым, даже замкнутым, впрочем, иногда он выходил за рамки своей обычной сдержанности, становился оживленным, остроумным. А близко знавшие его люди говорят, что Невский бывал и вспыльчив. Исследование составляло смысл его жизни, все остальное было подчинено ритму научных занятий. Но никто бы не мог назвать его односторонним. Н. А. Невский был неравнодушен к животным — в доме одновременно жили кошка, собака и обезьяна. Сначала купили было большую обезьяну, но она не поладила с Миса, и тогда в доме появилась маленькая, купленная за 45 иен. Это были большие деньги. Невский мог позволить себе такую трату только потому, что, работая в нескольких местах, зарабатывал до тысячи иен в месяц. Обезьянку окрестили именем Масико. В жарком Осака она страдала от холода и чтобы обезьянка не простудилась, надевали на нее жилетку. Во время трапезы Масико занимала место на плече хозяина и таскала кусочки из его тарелки. Ей все прощалось — она была любимицей Невского. Спала Масико вместе с кошкой и собакой, но явно отдавала предпочтение собаке, улучив момент дергала кошку за усы. Бывало, что собака, играя, брала Масико в пасть, и тогда оттуда торчала только голова обезьянки. Когда в отсутствие хозяина Масико досаждала Миса своими шалостями, девушка запирала ее в шкаф и выпускала лишь к моменту возвращения хозяина. Невский брал зверька на руки, приговаривая: «Опять тебя сегодня держали взаперти?» — и обезьянка горестно кивала2.
Вскоре случилось несчастье — дом ограбили. После этого Невский и Плетнер поселились врозь. Невский пе
2 Об этом периоде жизни Невского подробно рассказано в книге Като Кюдзо «Небесная змея. Жизнь Николая Невского» (Токио, 1976), за которую автор удостоен литературной премии Осараги Дзиро.
реехал в дом неподалеку, арендная плата составляла 80 иен в месяц, вдвое больше, чем прежде. Дом был неплохой, но место, где он расположился, не подходило для научных занятий, здесь было шумновато, кроме того, на окраине раскинулись заливные рисовые поля и вокруг водилось множество змей. После летних дождей десятки их заползали в сад и грелись на солнышке. Невский любил наблюдать за ними, не боялся змей и со смехом поговаривал, что, мол, их присутствие возле дома — хорошая примета.
Н. А. Невский не был сухим человеком, он любил жизнь во всех ее проявлениях.
Когда появилась возможность получать уроки у специалистов — музыкантов и художников, Невский вместе с женой занялся японской живописью, стал посещать преподавателя гидаю Исо была очень музыкальна, играла на многих инструментах — тикудзен бива, сямисэ-не, скрипке, мандолине. Но на пианино она отказывалась учиться играть, смеясь, говорила, что для этого инструмента у нее коротки пальцы. Она продолжала быть верной помощницей Невского, переписывала набело кистью его рукописи.
Ведение хозяйства почти целиком взяла на себя Миса. Она вставала на заре — в пять утра была уже на йогах. Открывала ставни, грела воду для умывания. Невский поднимался обычно в половине восьмого. И день начинал с того, что, выходя на веранду, несколько минут глубоко дышал. Так любимые им прогулки на природу в условиях такого города, как Осака, стали почти нереальными. На завтрак Миса подавала ему чашку кофе и булочку. Обедал он чаще всего дома, вечером, после работы, дома ходил в кимоно, ел уже ставшую привычной японскую пищу. Когда приходили гости, угощал их европейской кухней, сам научил жену готовить некоторые блюда. В быту Невский был мягок, по мнению его жены-японки и ее сестры, «даже слишком мягким для мужчины». Правда, и ему иногда случалось проявлять мужскую власть в семье. Он, например, не разрешил Миса посещать кинематограф. Тогда в Осака только начали появляться первые кинотеатры, и у молодежи была велика тяга к этой новинке. Невский
Гидаю — вид драматического искусства японского театра.
называл кино «глупостью». Зато несколько раз ё году он посещал театр Кабуки и непременно брал с собой не только жену, но и свояченицу. Миса вспоминает, что Николай Александрович был вообще человеком внимательным, любил делать подарки. Однажды из поездки на Рюкю он привез Миса и Исо отрезы тканей на кимоно, изготовленных на о-ве Осима по его собственному рисунку. В другой раз он привез Миса большую морскую раковину, купленную на Мияко.
Режим его занятий был таков, что почти ежедневно он засиживался за полночь. Как только заканчивалась работа в институте, он приходил домой и немедленно садился за рабочий стол. Теперь в круг его интересов вошли диалекты и фольклор о-вов Мияко. Первое путешествие туда он совершил летом 1922 года.
ж * *
Между собственно Японией и о-вами Мияко лежало не просто несколько сот морских миль, их разделяли столетия. Когда Япония уже миновала период расцвета средневековой культуры в эпоху Хэйан (VIII–XI), ознаменовавшуюся созданием шедевров, составивших золотой вклад Японии в мировую науку, островитяне жили еще в стадии неолита.
Воображению ученого доступны любые картины. Но все же в пределах такой небольшой страны, как Япония, подобные контрасты были удивительны. Удивительны, но объяснимы. Острова лежали среди бурного моря — это был район зарождения тайфунов, в условиях примитивной техники мореплавания они были практически недоступны. Никто не приезжал на Мияко, никто с Мияко не уезжал. Все, что происходило в мире, шло стороной. Сама природа создала здесь лабораторию, инкубатор, в котором культура островитян, их язык развивались практически безо всякого влияния извне.
«Изолированное положение группы островов (Мияко. — Л. Г., Е. К.) и отсутствие регулярных сношений с посторонним миром замедлили прогресс языка, вернее, сделали этот процесс внутренним, как бы брожением смеси внутри закрытого со всех сторон сосуда», — писал Н. А. Невский. Результаты этого были очевидны — когда в XIV веке, судя по рюкюским хроникам, жители Мияко впервые явились с данью на Окинава, они
не понимали рюкюского языка, и им пришлось оставить на острове 20 человек «на предмет изучения государственного языка».
«Вековая изолированность островов сохранила от праязыка в говорах массу архаичного, как в фонетическом, так и в лексическом отношении… В настоящее время, благодаря понастроенным всюду японским школам, японский койнэ начинает понемногу ассимилировать местные говоры, официальным языком считается японский, и, кроме глубоких стариков и старух, почти все если не говорят, то по крайней мере понимают по-японски».
