Петр Ионов - Записки летчика-наблюдателя
- Где мы? - кричит мне Лапса. Поднимаюсь с сиденья и кричу ему в наушник шлема:
- Не знаю!
Вот на курсе нашего полета неожиданно появилась одинокая хата и журавль над колодцем, через который мы едва успеваем "перепрыгнуть". Пронеслись под нами четыре - пять всадников, и опять пустынная степь.
- Надо возвращаться в свое расположение, - кричу я Лапсе.
- А где восток? - спрашивает он меня.
В самом деле, где восток? Компаса у нас на самолете нет. Солнце мы не видим. Как узнать направление стран света? Если бы увидеть на земле церковь, то страны света легко определяются по расположению ее входа (с запада) и алтаря (восточная часть церкви). Можно определить в полете основные направления по берегам реки, так как западный берег выше восточного. Но мы ничего не видели, кроме припудренной снегом степи. Что же делать? Может быть, мы летим в сторону расположения противника и пролетим в этом направлении столько времени, что на возвращение не хватит бензина? У меня возникает мысль: пробить облачность, чтобы восстановить ориентировку при помощи солнца. Кричу об этом в ухо Лапсе. Но тот раздраженно отвечает:
- Не могу!
Он прав, думаю. Пробить облачность, да еще снизу вверх, на "Фармане-30" - дело явно безнадежное, оно может закончиться только нашей гибелью. Летим и летим... Лапса несколько раз меняет направление, но отовсюду на нас несется по-прежнему пустынная степь. Есть от чего прийти в отчаяние! Где же мы в конце концов? После многократных попыток и проверок я убедился, что мы летим немного вправо от направления на солнце, то есть почти правильно на юг. Крикнув летчику, чтобы тот не менял направления полета, я стал наблюдать за степью, отыскивая на ней что-либо, что помогло бы нам ориентироваться при повороте самолета на 180°. Скоро замеченная мною полоска более темной земли, идущая параллельно направлению полета, помогла летчику развернуть самолет. Лапса старался выдержать это направление. Ему казалось, что он порой забирал влево или вправо. В общем, наш самолет летел по "пьяному маршруту", вихлял то в одну, то в другую сторону, но все же держал курс на север. Вот наконец под нами промелькнула дорога с телеграфными столбами, а вслед за ней, меньше чем через минуту, и берег Волги. Тотчас же Лапса повернул направо. Не прошло и четверти часа, как мы вышли из тумана, пролетев не замеченную нами деревню Солодники. Не выполнив задания, мы возвратились на свой аэродром. Было досадно, что все так случилось. Невольно сам себе задавал вопрос: все ли было сделано, чтобы добыть сведения о противнике, пусть даже в такую плохую погоду? И ответ был один: нет, не все.
Ни командир, ни комиссар отряда замечаний нам не сделали. Но Витьевский многозначительно посмотрел на меня и Лапсу и укоризненно покачал головой.
Формально осудить нас было нельзя. Высота разведки, указанная нам, колебалась в пределах от 600 до 800 метров. Полет на высоте 25 метров, да еще в тумане, не предусматривался. Все же мы оба чувствовали себя глубоко виноватыми.
Возвращаясь с аэродрома домой, мы с Лапсой условились ничего не говорить Ольге не только о том, что с нами произошло, но и о по лете вообще.
Но не успели мы еще войти в комнату с беспечным выражением на лицах, как поняли по виду Ольги, что она крайне расстроена. Вся наша хитрость оказалась не стоящей выеденного яйца. Ольга видела, как поднялся в воздух "Фарман" и как он полетел курсом на запад. Видела она и возвращение "Фармана".
Помощь пришла со стороны политрука отряда Одинцова. Он уговорил Ольгу работать в отряде внештатным библиотекарем. К этому времени стараниями Одинцова у нас была создана достаточно большая библиотека, которая имела уже многих читателей в отряде. Ольга увлеклась этой работой, стала пропадать в библиотеке дни и вечера. Труд давал ей удовлетворение, заполнял время, укреплял волю. Так была решена "проблема Ольги".
Глава 6
Эскадрилья интервентов покидает фронт. Контролер от высшего штаба. Срочно в Сарепту. Вынужденная посадка с бомбами. В боях за Ставрополь. В плену у красных конников. За наступающими частями Красной Армии. Над горными хребтами.
Говорят, что первыми с тонущего корабля бегут крысы. В данном случае им уподобились интервенты, которые, почуяв беду, стали первыми покидать тонущий "корабль контрреволюции".
Начиная с ноября на участке фронта, занимаемом частями 10-й и 11-й армий, вдруг резко снизилась активность вражеской авиации. "Что бы это могло означать?" - недоумевали мы первое время. Донесение агентурной разведки установило причину. Оказалось, что 47-я английская авиационная эскадрилья, расположенная на аэродроме у железнодорожной станции Абганерово, срочно покинула фронт в конце октября. Успешное наступление Красной Армии и бегство деникинских войск заставило англичан бросить своих "союзников" и поскорее убраться восвояси.
Утром 29 декабря наши воздушные разведчики, Лапса и Витьевский, заметили большое движение частей белых с обозами из Сарепты на юг. Железнодорожная станция Сарепта была сплошь забита воинскими составами и грузами.
Все это говорило о том, что белые эвакуируют район Царицына. Сведения эти были очень важными, и их немедленно передали в город Черный Яр советскому командованию и в Москву, в штаб авиации действующей армии.
В тот же день часов около двенадцати в канцелярию отряда прибыл представитель штаба Южной Царицынской ударной группы войск 11-й армии. Он имел поручение от командующего группой войск произвести вместе с летчиком воздушную разведку и проверить достоверность донесения нашего командира отряда. Прибывший сообщил также о том, что наши войска взяли село Райгород и успешно продвигаются к Сарепте. Эти радостные сведения все же не смогли разрешить наше недоумение в связи со странным, как нам казалось, приказом командующего группой. Витьевский спросил представителя, прибывшего из высшего штаба и назвавшегося Пичугиным, летал ли он когда-либо на самолете. Пичугин ответил отрицательно, но тут же вызывающе заявил, что это неважно и что сидеть в окопах под снарядами и минами тоже дело нелегкое.
Я предложил Пичугину надеть мой кожаный комбинезон на меху и меховой шлем. Он отказался, заявив, что одет и так тепло. На Пичугине была ватная пара, романовская шуба, а на ногах добротные валенки. Однако он не учитывал того, что в полете в открытой кабине самолета сильный ветер найдет малейшие лазейки, если не будешь одет в кожаный, хорошо застегивающийся костюм. Романовская шуба, ватная телогрейка и ватные брюки хороши на земле, но не в полете в открытой кабине самолета.
Как мы ни убеждали в этом "контролера" (мы так уже "окрестили" его), он оставался при своем мнении. Совместно с Витьевским он проложил на своей карте маршрут предстоящего полета.
