Николай Кузнецов - Фронт над землей
Потеряв "тигра", фашисты ослабили атаки, а вскоре и вовсе отошли от нашей группы на северо-запад.
Штурмовики благополучно возвратились на свою базу.
На следующий день двенадцать неприятельских истребителей блокировали наш аэродром. По всей видимости, они решили взять реванш за вчерашнюю штурмовку.
Неожиданно вынырнув из-за леса, фашисты с бреющего полета начали расстреливать неповоротливые "харрикейны", которые пытались взлететь.
На помощь поднялась четверка "харрикейнов" из полка майора А. Б. Панова, базировавшегося неподалеку от нас. Силы были явно неравны. Советские летчики вступили в схватку с восьмеркой "мессеров", но отвлечь на себя все самолеты противника не смогли. Четыре фашистских истребителя продолжали висеть над аэродромом.
Между тем на юго-западе на высоте полутора-двух тысяч метров появились две девятки вражеских бомбардировщиков. Звено за звеном Ю-88 шли вдоль линии железной дороги в сторону станции.
Связанные неравным боем с "мессерами", летчики Алексея Борисовича Панова все-таки нашли возможность атаковать "юнкерсы". Один из "харрикейнов" пристроился к хвосту бомбовоза, но вынырнувший снизу "мессер" пропорол его короткой пулеметной очередью. Прикрывавший товарища летчик не дал фашисту уйти - снял его метко сработавшими пушками. Оба самолета, беспорядочно кувыркаясь, пошли к земле. Вскоре почти одновременно от них отделились черные точки, а над ними вспыхнули белые купола парашютов.
Дым от горящих на станции эшелонов поднимался кверху, затем ветром его сносило на аэродром. В этом дыму в полукилометре от стоянок опускались в лес два парашютиста. С земли невозможно было определить, какой из них наш, какой немец. Командир полка, встретив первого попавшегося ему на глаза летчика Ивана Бунакова, приказал:
- Бери людей и немедленно в лес. Немца надо взять живым! - Он указал рукой на опускающегося парашютиста.
Бунаков и человек десять механиков, добровольно пожелавших участвовать в деле, поспешили к месту приземлеиия парашютиста. Вскоре метрах в пятидесяти они заметили на верхушке дерева белый парашют и рослого летчика, освобождающегося от лямок. Рассредоточив людей полукольцом, Иван Бунаков рукой подал знак: ложись!
Внимательно наблюдая за парашютистом, ребята поползли. Когда оставалось метров тридцать, Бунаков с пистолетом в руке вскочил, бросился вперед. За ним последовали остальные. Парашютист оторопел от неожиданности. С удивлением следил он, как вокруг него смыкается кольцо людей, вооруженных винтовками и пистолетами.
Приблизившись метров на пятнадцать, Бунаков крикнул:
- Хенде хох! - и направил пистолет в грудь летчика.
- Ты что, Иван, с ума сошел, что ли? - послышался спокойный голос "пленника".
Бунаков опешил. Приглядевшись, он узнал своего друга из соседнего полка, Володю Елисеева. Растерялся настолько, что не знал, как быть дальше.
- Разве это ты? - еле выдавил он из себя, продолжая держать пистолет наготове.
- Как видишь, - спокойно ответил летчик.
- А где же немец?
- Не знаю, не видел, - сказал Елисеев.
Группа вместе с "пленником" направилась на аэродром. Однополчане от души посмеялись над Иваном и его помощниками.
Короток досуг летчиков. Но и уставшие после многократных вылетов за день, мы жадно прислушивались к голосу радио и газетным сообщениям. Еще 18 мая вместе с однополчанами я слушал сводку Совинформбюро: на харьковском направлении наши войска вели наступательные бои и, отбивая контратаки противника, продвигались вперед. А в направлении Изюм, Барвенково вели упорные бои с перешедшими в контрнаступление гитлеровцами.
Через десять дней харьковского направления не стало, а на изюм-барвенковском наши войска отражали ожесточенные атаки танков и пехоты противника. Потом перестали говорить об Изюме и Барвенково, а харьковское направление снова стало упоминаться в сводках числа с 10 июня.
- Что-то неладное там, - угрюмо заметил Вадим Лойко, показывая трубкой в сторону Харькова. - Началось хорошо, а чем кончится - трудно сказать.
У всех на душе было тревожно. Кое-кто поговаривал, что не сегодня-завтра полк снимется с аэродрома и перелетит глубже в тыл, на северо-восток. Однако приказа о подготовке к передислокации не было, и мы по-прежнему ходили на боевые задания.
Драться с противником с каждым днем становилось все тяжелее: фашистская авиация намного превосходила нас численно. Потери тоже давали о себе знать - в полку становилось все меньше самолетов.
Однажды вечером начальник штаба П. И. Солдатенков сообщил летчикам нерадостную весть:
- Получен приказ оставить аэродром. Новое место базирования - Тростянка, километров с полсотни отсюда. Готовьтесь, друзья, к перелету: немецкие танки прорвали линию обороны наших войск и двигаются по шоссе на северо-восток.
- Сюда? - спросил Лукацкий.
Солдатенков молча кивнул: сюда. Потом жестко добавил:
- Только без паники!
Ночь прошла неспокойно. Мы часто выходили из землянок и прислушивались к каждому долетавшему до нас издалека звуку. Иногда доносилось урчание моторов, редкие выстрелы. Мы опасались, как бы к нашему аэродрому не вышли фашистские танки и не передавили последние самолеты,
С рассветом стали готовиться к перебазированию. В первую очередь на новый аэродром отправили основную группу технического состава. Оставили только тех, кто был необходим для обеспечения вылета и завершения ремонта неисправных машин.
Постепенно аэродром пустел. "Харрикейны" уходили на сопровождение штурмовиков и после выполнения боевого задания производили посадку в Тростянке.
Стрельба, еще недавно доносившаяся издалека, становилась все явственнее. Оставшиеся летчики нервничали, поглядывали то на часы, то на сереющее небо. Почему до сих пор нет сигнала на вылет? Уже совсем рядом грохочут выстрелы и отчетливо слышится лязг танковых гусениц...
Командир эскадрильи капитан Гончаренко подозвал техника, стоявшего неподалеку от его машины:
- Сбегайте на командный пункт полка и узнайте, скоро ли вылет.
Минут через десять техник вернулся и доложил:
- Из штаба дивизии поступил приказ сжечь неисправные самолеты, нелетный состав отправить на машине в Тростянку, а вам подняться в воздух. Штабные документы уже подготовлены к перевозке.
Итак, ожидать больше нечего, приказ получен. Мы запустили моторы "харрикейнов" и спустя несколько минут покинули опустевший аэродром, на котором ярким пламенем горели облитые бензином неисправные машины.
Я глянул на извивающуюся под крылом дорогу. Она проходила километрах в пяти от нашего аэродрома. По ней, поднимая пыль, двигалась немецкая танковая колонна.
