Светлана Зубрилина - Владимир Высоцкий — жизнь, легенда, судьба
Как мы уже отмечали, роль Гамлета стала для Высоцкого судьбоносной. Известный режиссер Станислав Говорухин очень точно заметил об этом, сказав: «Жеглова он “сыграл”, а Гамлета — “прожил”».
Высоцкий был всегда очень обязательным по отношению к этой роли. И спешил сыграть Принца Датского всегда, где бы ни находился. В мае-июне 1980 г. Театр на Таганке гастролировал в Польше, а в это время Владимир Высоцкий находился на тяжелом лечении во Франции. Он сбежал из клиники под расписку и прилетел в Варшаву сыграть одну роль — Гамлета: играл в предынфарктном состоянии, и тот, кто видел эту игру, был потрясен.
Последняя постановка «Гамлета» с участием Владимира Высоцкого прошла в Театре на Таганке 18 июля 1980 г. Его партнеры по игре вспоминали, что Высоцкий очень себя плохо чувствовал. Когда шла сцена «Мы-шеловка» и у актера была пауза в игре, он выбегал абсолютно больным за кулисы и там врач делал ему укол. Затем Высоцкий возвращался на сцену и становился через какое-то время безнадежно красным. Олимпийское лето в 80-м году в Москве стояло очень жарким, а актеры играли в костюмах из чистой шерсти. Высоцкий за спектакль менял свитер, мокрый от пота, три раза. Алла Демидова вспоминает, что, когда закончилось представление, она пошутила:
— А слабо, ребятки, сыграть сейчас еще раз?! — никто не откликнулся на эту шутку, и только Высоцкий вдруг резко повернулся и сказал:
— Слабо, говоришь, а давай!
— Да нет, Володечка, — сказала она, — давай двадцать седьмого, еще успеем.
Двадцать седьмого они сыграть с Высоцким не успели… И как будто для них, партнеров по «Гамлету», звучали следующие строки:
Я только малость объяснюсь в стихе,
На все я не имею полномочий…
Я был зачат, как нужно во грехе —
В поту и в нервах первой брачной ночи.
Я знал, что, отрываясь от земли, —
Чем выше мы, тем жестче и суровей;
Я шел спокойно, прямо в короли
И вел себя наследным принцем крови.
Я знал: все будет так, как я хочу,
Я не бывал в накладе и в уроне,
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы — короне.
Не думал я над тем, что говорю,
И с легкостью слова бросал на ветер.
Мне верили и так, как главарю,
Все высокопоставленные дети…
Последней театральной работой Владимира Семеновича Высоцкого стала роль Свидригайлова в «Преступлении и наказании». Начал он свою игру на сцене с великого произведения Ф. Достоевского и закончил персонажем этого же романа.
Премьера спектакля на Таганке состоялась 12 февраля 1979 г. До этого «Преступление и наказание» было поставлено Ю.П. Любимовым в Будапеште. Там роль Свидригайлова репетировал известный в театральных кругах Москвы, один из выдающихся актеров того времени, венгерский актер Иван Дарваш. Правда, он вышел из спектакля, не доведя роль до премьеры, но его рисунок роли остался, и когда Высоцкий приступил к работе над Свидригайловым, то невольно представлял, как ту или иную сцену сыграл бы Дарваш.
Всем известен этот герой романа Достоевского: развратник, кутила и бог знает кто еще. Но особенностью игры Владимира Высоцкого было то, что он играл Свидригайлова как положительного героя. И его игра была настолько сильной, что персонаж вбирал все симпатии зрителей. В некоторых сценах главным героем становился именно Свидригайлов, а не Раскольников. По воспоминаниям современников, Высоцкий играл эту роль мягко, внешне спокойно, с неожиданными взрывами ярости и страсти.
В Свидригайлове Высоцкий играл не только конкретного персонажа из «Преступления и наказания», но и других героев Достоевского — и Митю Карамазова, и Раскольникова, и самого Достоевского, оставаясь полностью самим собою. Вооружившись гитарой, он вводил стихию свидригайловщины в границы общечеловеческого. «Моя специальность — женщины», — бросает герой Высоцкого уже в первом серьезном разговоре с Раскольниковым. Он не боится самопародии, и дарит зрителям микромонологи, полные горьких исповедей о безумной, неразделенной любви. Свидригайлов в исполнении Высоцкого поет. Об этом актер так расскажет на своих последних встречах-концертах: «Как всегда, как и в кино, меня приглашают петь, и в театре, даже в этом спектакле, где совсем уже, казалось бы, невозможно петь, я пою старинный романс. Душещипательный такой. Видимо, Свидригайлов все свои жертвы соблазнял вот этим романсом. И мы решили, почему бы ему не попеть и не поиграть на гитаре, издеваясь над Раскольниковым. Я вот пою такой романс, который сам написал: «Она была чиста, как снег зимой».
Эта песня была раньше исполнена Высоцким в кинофильме «Первый снег», пелась им на концертах и полу-чила широкую известность. О включении ее в спектакль шли споры, но главный режиссер Ю.П. Любимов настоял на появлении этого обросшего ассоциациями с современностью романса в постановке «Преступления и наказания». В исполнении Высоцкого Свидригайлов прощается с миром, известный циник предстает перед зрителями как сильный, страдающий из-за своей страсти человек, понимающий, что лучший выход для него — это смерть, о которой никто не узнает. В спектакле он отдает Дуне ключ от запертой двери, а сам уходит в другую, в иной мир: «Станут спрашивать, так отвечай, что поехал в Америку». В этом голосе, обдиравшем слух хрипотой и страданием, вдруг звучала тоска и нежность, лишенная даже намека на цинизм: в Свидригайлове дышала, билась сама стихия жизни. «Это человек уже оттуда, — говорил о своем'персонаже Владимир Семенович, — потусторонний такой господин. И даже у самого Достоевского написано в дневниках, что он должен выглядеть, как привидение с того света, тем более что он все время ведет разговоры о привидениях. Так что я знаю, как там, на том свете, в потустороннем мире, что там происходит. Поэтому у меня сейчас очень сильное потустороннее настроение, весь этот период сдачи спектакля…»
Видимо, Высоцкий предчувствовал свою скорую смерть и потому играл свою последнюю театральную роль не только как актер, но и как музыкант, поэт, человек, познавший, что такое любовь, разделенная и неразделенная, счастливая и несчастливая, — человек, покидающий жизнь.
…Злое наше вынес добрый гений
За кулисы, — вот нам и смешно.
Вдруг — весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточились в одно.
В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь — и тишина…
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего — и сломана спина.
Зрители — и люди между ними —
Думали: вот пьяница упал…
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался — и переиграл.
Он застыл — не где-то, не за морем —
Возле нас, как бы прилег, устав.
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав…
(Енгибарову от зрителей)
