Борис Соловьев - Полководец Сталин
О работе Ставки и роли в ней И. В. Сталина делился воспоминаниями С. М. Штеменко - в годы войны начальник Оперативного управления Генштаба: "...Все принципиальные вопросы руководства страной, ведения войны решались Центральным Комитетом партии - Политбюро, Оргбюро и Секретариатом, а затем проводились через президиум Верховного Совета СССР, Совнарком, а также через ГКО и Ставку ВГК. Для оперативного решения военных вопросов созывали совместные совещания членов Политбюро и ГКО, Политбюро и Ставки, а наиболее важные из них обсуждались совместно Политбюро, ГКО и Ставкой.
В области руководства военными действиями не попирался и принцип единоначалия - этот важнейший принцип военного строительства и управления войсками в мирное и военное время. Руководство операциями Вооруженных Сил в высшем звене находилось в руках только Ставки Верховного Главнокомандования. Но поскольку членами Ставки были некоторые члены Политбюро ЦК ВКП(б) и лица высшего военного командования, она, таким образом, являлась коллективным органом верховной военной власти.
Решения Ставки, оформленные документами, подписывались двумя лицами Верховным Главнокомандующим и начальником Генерального штаба, а иногда заместителем Верховного Главнокомандующего. Были документы за подписью только начальника Генерального штаба. В этом случае обычно делалась оговорка "по поручению Ставки". Один Верховный Главнокомандующий оперативные документы, как правило, не подписывал, кроме тех, в которых он резко критиковал кого-либо из лиц высшего военного руководства (Генштабу, мол, неудобно подписывать такую бумагу и обострять отношения; пусть на меня обижаются). Подписывались им единолично только различного рода приказы, главным образом административного характера" (С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 2. М., 1981, с. 276).
Начальник Главного артиллерийского управления РККА маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, связывавший Ставку ВГК и Генштаб с наркоматами и заводами, вспоминал:
"За время войны мною было хорошо усвоено: все, что решил Верховный, никто уже изменить не сможет. Это - закон!
Но сказанное совершенно не значит, что со Сталиным нельзя было спорить. Напротив, он обладал завидным терпением, соглашался с разумными доводами. Но это - на стадии обсуждения того или иного вопроса. А когда же по нему уже принималось решение, никакие изменения не допускались.
Кстати, когда Сталин обращался к сидящему (я говорю о нас, военных, бывавших в Ставке), то вставать не следовало. Верховный еще очень не любил, когда говоривший не смотрел ему в глаза. Сам он говорил глуховато, а по телефону - тихо. В этом случае приходилось напрягать все внимание.
Работу в Ставке отличала простота, большая интеллигентность. Никаких показных речей, повышенного тона, все разговоры - вполголоса. Помнится, когда И. В. Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза, его по-прежнему следовало именовать "товарищ Сталин". Он не любил, чтобы перед ним вытягивались в струнку, не терпел строевых подходов и отходов.
При всей своей строгости Сталин иногда давал нам уроки снисходительного отношения к небольшим человеческим слабостям. Особенно мне запомнился такой случай. Как-то раз нас, нескольких военных, в том числе и Н. Н. Воронова, задержали в кабинете Верховного дольше положенного. Сидим, решаем свои вопросы. А тут как раз входит Поскребышев и докладывает, что такой-то генерал (не буду называть его фамилии, но скажу, что тогда он командовал на фронте крупным соединением) прибыл.
- Пусть войдет,- сказал Сталин.
И каково же было наше изумление, когда в кабинет вошел... не совсем твердо державшийся на ногах генерал! Он подошел к столу и, вцепившись руками в его край, смертельно бледный, пробормотал, что явился по приказанию. Мы затаили дыхание. Что-то теперь будет с беднягой! Но Верховный молча поднялся, подошел к генералу и мягко спросил:
- Вы как будто сейчас нездоровы?
- Да,- еле выдавил тот из пересохших губ.
- Ну тогда мы встретимся с вами завтра,- сказал Сталин и отпустил генерала...
Когда тот закрыл за собой дверь, И. В. Сталин заметил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
- Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет...
Да, таков был он, И. В. Сталин. Это во многом благодаря ему в партийно-политическом и государственном руководстве страной с первого дня войны и до последнего было нерушимое единство. Слово Верховного (а он же и председатель ГКО, генеральный секретарь ЦК партии) было, повторяю, законом.
Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел" (Н. Д. Яковлев. Об артиллерии и немного о себе. М., 1984, с. 74-76).
Обычно раз в месяц, вспоминал начальник артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронов, докладывали в Ставке проект распределения вооружения и боеприпасов на следующий месяц войны. "Однажды,- пишет он,- при утверждении такой ведомости Сталину бросились в глаза цифры: "Для НКВД - 50 000 винтовок". Он забросал нас вопросами: кто конкретно дал эту заявку, зачем столько винтовок для НКВД? Мы сказали, что сами удивлены этим, но Берия настаивает. Тотчас же вызвали Берия. Тот пытался дать объяснение на грузинском языке. Сталин с раздражением оборвал его и предложил ответить по-русски: зачем и для чего ему нужно столько винтовок?
- Это нужно для вооружения вновь формируемых дивизий НКВД,- сказал Берия.
- Достаточно будет и половины - двадцати пяти тысяч.
Берия стал упрямо настаивать. Сталин дважды пытался урезонить его. Берия ничего не хотел слушать.
Тогда раздраженный до предела Сталин сказал нам:
- Зачеркните то, что там значится, и напишите десять тысяч винтовок.
И тут же утвердил ведомость" (Н. Н. Воронов. На службе военной. М., 1963, с. 194-195).
Во второй мировой войне резко изменился и сам характер боевых действий. Они приобрели крайнюю напряженность и динамизм, требовали гигантской затраты материальных средств, сроки для принятия решений и доведения их до войск становились предельно сжатыми.
Ни на одном из фронтов второй мировой войны не было столь продолжительных, непрерывных и ожесточенных военных действий, как на советско-германском фронте. Небывалым в истории здесь был и пространственный размах вооруженной борьбы. На разных этапах войны протяженность фронта достигала свыше четырех-шести тысяч километров. Глубина территории, охваченной боевыми действиями, была свыше 2,5 тыс. км. Характер боевых действий носил небывало мобильный характер и отличался резкой сменой обстановки. В борьбу были вовлечены многие миллионы военнослужащих разных видов вооруженных сил и родов войск (пехотинцев, танкистов, артиллеристов, летчиков, саперов, связистов и др.).
