Даниил Фибих - Фронтовые дневники 1942–1943 гг
А все-таки придет время, когда мы будем гнать, их как баранов.
Спорим – вступят наши в Берлин или нет. Я думаю, что до этого дело не дойдет.
Неужели мне придется всю войну провести где-то на задворках?
27 января. Ликвидация сталинградской группировки закончена. Из 220 тысяч осталось лишь 12, которые еще сопротивляются.
Последнее сообщение: истреблено 40 000, взято в плен 28 000, одних танков захвачено 1300.
Сталинград стал для немцев, итальянцев и румын гигантской могилой. Они получили то, чего добивались. Это настоящие, блестяще осуществленные Канны.
Поколение немцев запомнит нашу Волгу и наш Сталинград.
2 февраля. Узнал очень неприятную новость. Наступление сорвано. Оно должно было начаться этими днями, но все секретные приказы и планы попали в руки врага. Произошло это так.
Какой-то майор, работающий в штабе армии, приехал на передний край. В то время, когда майор ходил по передовой линии, на него напала группа немецких разведчиков, находившаяся в засаде, и живым утащила к себе. Попытки отбить его ни к чему не привели. У злополучного майора находились все секретные бумаги. Спрашивается, случайно ли это произошло? Весьма возможно, что немцы заранее знали о приезде майора. Шпионаж у них превосходный. А немецкие разведчики, к слову сказать, действуют не хуже, если не лучше наших. То и дело забирают живьем бойцов и командиров, пулеметы.
Теперь в руках немцев все наши планы, вся дислокация. Из майора, захваченного в плен, они сумеют выжать все, что нужно, – в этом сомневаться не приходится. Предстоит полная перестройка плана наступления. Это лишний месяц-два. А там подоспеет весна, распутица. Фатально не везет Северо-Западному фронту.
13 февраля. Десять дней был в командировке. Вместо летчиков по приказу начальства попал в только что пришедшую к нам 348-ю дивизию, что была в боях подо Ржевом. Формировалась в Чкаловской области. Общее впечатление – серость.
Под деревней Урдом положили чуть ли не 80% личного состава. Сейчас на 80% дивизия состоит из киргизов, казахов, узбеков. Беда с ними. По-русски не знают, воевать не умеют. Их здесь называют «курсаки». (Курсак – «живот» по-киргизски.) Рассказывают, что во время боя проголодавшийся киргиз хватается за живот и кричит:
– Курсак совсем пропал!
В 74-м полку, где мы были, стоявшие на посту курсаки за несколько дней подстрелили двух своих командиров.
В 72-м полку немцы ночью сделали налет и увели пятерых (!) бойцов. Говорят, это были националы.
В том же 74-м расстреляны за членовредительство трое курсаков.
Ночью, когда мы были в 1-м батальоне, случилась тревога. В блиндаж вошел начштаба и сказал добродушному пожилому украинцу Палянице – нашему повару:
– Давай винтовку, нападение на «Дуб». – Взял, помчался.
«Дуб» – было боевое охранение. Утром я узнал: несколько немецких разведчиков подползли к нашей траншее, но были замечены. Сержант отбил нападение гранатами.
– Одной рукой бросал гранаты, – рассказывают про него, – другой бил по головам курсаков. Уткнулись в землю, не хотели выходить.
А не будь этого сержанта?.. Снова убеждаюсь, как легко немцам прорвать нашу оборону.
Нападение отбили. Пострадал пулеметчик – ранен в руку.
Несколько дней прожили мы в 1-м батальоне. Командир – капитан Зорин. Здоровый мужик, короткий вздернутый нос, глаза шалые. Полуграмотный. По его словам, до войны был директором швейной фабрики в Смоленске. Другие говорят – шофером. Последнее более вероятно. Маленький Чапаев, взявший от Чапаева все отрицательное. Человек храбрый, но храбрость дурацкая. Под Урдомом положил почти весь свой батальон. На своего заместителя по политчасти, который сказал ему, что командир должен руководить боем, а не лезть вперед, донес, что тот трус. Собственноручно избивает в кровь и расстреливает красноармейцев. Хотели отдать его под суд, но, к сожалению, не сделали этого.
Дивизия стояла за Молвотицами, на месте ушедших отсюда 166-й и 241-й. Нашей штаб-квартирой мы с Рокотянским избрали знакомое, полуразрушенное сейчас Б. Заселье. Но какой дом выбрать? Сначала решили было обосноваться в клубе, переночевали вместе с дивизионными музыкантами; однако, когда вернулись назад, клуб оказался переполненным всяким народом. Пришлось искать другое пристанище. Таким оказалась крайняя избенка, где я раньше останавливался с Москвитиным. Там и сейчас жили двое патрульных – военная власть и гарнизон Заселья, пожилые добродушные «славяне», но эти патрульные были уже новые. Документов наших они не проверяли. Приняли радушно. Стряпали для нас и охотно делились мороженой картошкой. Понятно, и мы в долгу не оставались. Я в таких случаях щепетилен.
Мое возвращение на КП дивизии немцы приветствовали артиллерийским салютом. Только что, усталые, доплелись мы до леса и вошли в переполненный народом блиндаж, как рядом стали ложиться снаряды.
Немцы обстреливали КП из дальнобойных пушек. Нащупали! Этого раньше никогда не было. Вот он, результат похищения майора с секретными документами! Рокотянский присел на корточки под стеной. Я не двигался, сидел по-прежнему.
– Отойдите от окошка, – посоветовали мне.
Неприятные это минуты, нужно признаться. Короткий воющий свист, затем оглушительный, прокатывающийся по лесу треск. Ждешь: следующий снаряд ударит именно сюда. Зато какое облегчение, когда разрывы начинают удаляться – немцы перенесли прицел. А каково бойцам, лежащим в цепи на открытом поле, по которым бьют такие снаряды?
Фашисты дали 10 – 12 выстрелов, и обстрел прекратился. Несколько снарядов не разорвалось – только земля вздрагивала. Вошел боец.
– Лошадь убило.
Это и были все потери.
Лошадь с вырванным животом лежала метрах в тридцати от блиндажа. Ее прирезали. После наши хозяева-«славяне» варили у себя в избе конину. Предложили и нам, но мы отказались.
В Заселье я встретил Фрадкина и работников из 7-го отдела. Около клуба стояла их звукоустановка – зеленый шестиколесный автобус с двумя рупорами на крыше. Фрадкин приехал давать «концерт». Тяжелая и опасная работа. Как правило, немцы выслушивают радиопередачу спокойно, но затем начинают неистово обстреливать. Как я узнал впоследствии, после этой передачи они выпустили до сотни тяжелых снарядов. Однако накрыть звукоустановку им ни разу еще не удалось.
Несколько дней прожили в Заселье, посещая КП дивизии – главным образом чтобы узнать, какие города еще взяты, и получить продукты в АХЧ. Я дал по телеграфу Губареву 5 – 6 заметок, конечно не считая материала, собранного по заказным темам. Странная и своеобразная, если посмотреть со стороны, это была жизнь. Маленькая, бедная избенка, одно окно забито досками, другое – сплошь из осколков – пропускает мутный свет. В углу покосившийся двойной образ. Половицы ходят под ногой точно клавиши. Печь растрескалась – когда топят ее, дым ест глаза. Вечером «славянин» маскирует единственное окно немецкой плащ-палаткой и зажигает тусклую коптилку. От копоти и дыма в комнате густая мгла.
