Илья Груздев - Горький
Он не только просто хозяин, но и хозяин всего современного экономического положения.
И он, прекрасно понимая это, стремглав летит к своему идеалу, к такому положению вещей, при котором на его милость работали бы совсем даром.
Что ж? С богом!
Сведущие люди говорят, что его успехи подвигают к нему его гибель» (23, 43).
Мельники не протестовали против фельетона, газет они не читали. Цензор не уразумел, очевидно, конец фельетона, но главное управление по делам печати обратило на него внимание.
Начальник управления послал 10 ноября самарскому губернатору уведомление о необходимости «сделать распоряжение, чтобы на будущее время не были разрешены в местные повременные издания статьи, могущие поселить вражду рабочих к хозяевам»52.
Этот фельетон был совершенно открытым свидетельством М. Горького о том, что класс купцов погибнет.
Иегудиил Хламида так писал о невозможности говорить правду:
«Мой знакомый пришел ко мне и тотчас же заявил:
— Местная печать не соответствует своему назначению…
В сущности я прекрасно знаю, что не соответствует, и знаю причины, в силу которых в русской жизни установились и кои поддерживают несоответствие печати с ее назначением.
Дело, видите ли, в том, что, с точки зрения сведущих в деле жизни людей, порядок гораздо нужнее для жизни, чем правда, справедливость и иные прочие вещи, без которых живем ведь мы!»
«Порядок» эксплуататорского общества противопоставлен «правде» и «справедливости». Охранители «порядка», преследующие «правду» цензоры делают печать спотыкающейся, «косноязычной».
«Печать имеет тенденцию проводить в жизнь правду, и за склонность к оной пребывает косноязычна и ратоборствует по линии наименьшего сопротивления».
Так признавался Иегудиил Хламида в ратоборстве по линии «наименьшего сопротивления».
И все же нигде в русской легальной литературе, среди русских журналистов того времени не найти было такого настойчивого, такого упорного заступника трудящихся, обязавшегося проводить в жизнь правду. Он обличал скупщиков, прижимавших крестьян, администрацию железных дорог, бессовестно обсчитывающую мелких служащих, лавочников, патриархально эксплуатировавших своих «молодцов», и т. д.
Иегудиил Хламида настаивал на том, что город обязан дать помещение для нанимающейся домашней прислуги, вынужденной мокнуть под дождем или мерзнуть в ожидании нанимателей; выступал против возмутительного намерения городской управы выселить бедноту с городской земли, боролся с самарскими толстосумами, эксплуатировавшими все и вся в своих интересах.
Едва ли не единственным фельетоном, изображавшим симпатичную картину, был фельетон о гулянье Общества книгопечатников.
В жизни этого общества Горький принимал большое участие. В декабре им была организована в помещении редакции елка для детей наборщиков и для маленьких тружеников типографии. В фельетоне он писал:
«В четверг, на гулянии общества книгопечатников в Струковском саду, было не особенно много «настоящей публики», но зато в нем присутствовало много оригинальных, шумных и веселых, чумазых и оборванных маленьких людей, придававших устроенному симпатичным обществом вечеру милейший, задушевный характер.
Это были мальчики из типографий, воспитанники печатного станка, незаметные труженики слова, веселые искры которых со временем, может быть, разгорятся в большие огни…» (23, 23).
Иегудиил Хламида и здесь не забывал сказать о будущем, о «больших огнях», которые разгорятся от веселых искр этих «незаметных тружеников слова».
В 1931 году Горький писал самарскому наборщику Г. П. Борисову:
«Тяжелое, мутное время пережили мы с Вами в Самаре, и трудно было тогда представить, что энергия рабочего класса развернется так мощно и победоносно, как развернулась она теперь» (30, 213).
И вот тогда, в Самаре, в «тяжелое, мутное время», Горький призывал к «большим огням» революции.
Сказка «Старый год» в новогоднем номере «Самарской газеты» является ожиданием грядущей революции, ожиданием, скрытым от цензорского взора.
К «Старому году» явились все человеческие Свойства: пришли Лицемерие со Смирением, Честолюбие с Глупостью, пришло Уныние — «и все почтительно поклонились ему, потому что оно в чести у времени».
Последней же пришла Правда. Робкая и забитая, как всегда, прошла в угол и одиноко села там.
Когда Старый год прощался с человеческими Свойствами, явился гонец от Вечности и сказал:
«…Зачем Новый год ветхим людям?.. Нового года не будет до нарождения новых людей. Останется с ними тот, что уже был — пусть он переоденется из савана в платье юноши и живет… И доколе люди не обновят дум и чувств своих, ты останешься с ними…»
Таким было поздравление Горького читателей с Новым годом и таким был призыв его к молодому поколению «обновить думы и чувства свои».
Как фельетонист Горький разоблачал капиталистические силы Самары и отстаивал интересы трудящихся. В то же время он усиленно работал над художественными произведениями, посвященными революционному анализу классового общества.
Среди рассказов Горького в «Самарской газете» были помещены такие известные его вещи, как «Вывод», «На плотах», «Дело с застежками», «Однажды осенью», «Мой спутник» и «Старуха Изергиль».
А 5 марта 1895 года Горький напечатал «В Черноморье». Это была знаменитая «Песня о Соколе». Эта «Песня» — призыв к свету, к свободе — обращена была непосредственно к революционным рабочим, противостоящим громаде самодержавия и капиталистических сил.
Гордый гимн героическим борцам за свободу скоро стал боевым достоянием всех честных людей нашей страны. На боевых лозунгах «Песни о Соколе» воспитывалась рабочая молодежь 1905 года. Крылатые места «Песни» — «рожденный ползать летать не может», «безумству храбрых поем мы славу» — вошли в большевистские боевые прокламации, ими пользовался Ленин.
Ем. Ярославский на вечере памяти Горького в Зеленом театре Центрального парка культуры и отдыха 18 июня 1941 года говорил о том, какое значение для революции 1905 года имела «Песня о Соколе».
«В 1895 году, в тот год, когда Ленин в Петербурге организовал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», Горький в Самаре, в местной газете, опубликовал «Песню о Соколе» — произведение исключительной силы, звавшее к неустанной борьбе. Мы, участники рабочего движения того времени, издавали «Песню о Соколе» в миллионах экземпляров»53.
Размножали разными способами, — печатали в подпольных типографиях, на гектографах, переписывали от руки.
