Анатолий Кожевников - Стартует мужество
Зачем я рассказал об этом курсантам? Да затем, чтобы они знали: в беде товарища не бросают.
Распрощались мы сердечно. От них я пошел к своему самолету. Взлетев, наше звено взяло курс на Батайск.
После посадки зарулили машины на отведенные нам места. Техники поспешили дозаправить их горючим, а мы направились к группе холостяков, которых, как и нас, никто не провожал. Наконец послышалась команда «Становись!». Начальник училища обошел строй, каждого по-отцовски поцеловал. Потом произнес небольшую речь:
— На опасное, но святое дело вы идете, товарищи. Надеюсь, что с честью оправдаете доверие нашей великой Родины. Бейте фашистов, дорогие мои истребители, так, чтобы с каждым днем их становилось все меньше. Помните великие слова: «Наше дело правое — враг будет разбит, победа будет за нами». Счастливых вам посадок!..
Раздается команда: «По самолетам!»
Расставленные в ряд машины, казалось, присели перед прыжком.
Надеваю парашют. Механик помогает застегнуть карабины. Накрапывает дождик.
— Хорошая примета! — говорит механик. И, помолчав, добавляет: — Вы, товарищ командир, и за меня там постреляйте.
— Сделаю, — отвечаю ему и, пожав руку, вскакиваю на плоскость истребителя.
— Запускай моторы!
Самолеты с могучим ревом выруливают на старт.
Через пять минут вся наша группа поднялась в воздух и взяла курс на запад. Позади остался школьный аэродром, впереди нас ожидали трудные фронтовые дороги.
Пролетаем над станицей Дружковка. Нестеренко покачал крыльями, посмотрел в мою сторону и показал пальцем сначала на себя, потом вниз. Все понятно: здесь его родной дом. Тут он родился, по этой улице ходил в школу. Отсюда поехал в летное училище.
Мне очень хочется увидеть дом товарища. Но разве различишь его среди множества строений, утопающих в буйной зелени?
Дружковка остается позади. На дорогах все чаще появляются обозы с беженцами. Все тяжелее становится на душе.
Ведущий покачиванием крыльев дал сигнал перестроиться в правый пеленг. Впереди показался полевой аэродром. На нем был только стартер с флажком.
Садимся. Отруливаем машины в указанную сторону и выстраиваем в линию.
Появляется командир полка.
— Так не пойдет, — говорит он. — Вас, как цыплят, поджарят на ваших же самолетах. Это вам, братцы, не тыл. Здесь того и гляди «мессера» пожалуют.
— А что же делать? — спрашиваем его.
— Вы что, с луны свалились? Надо рассредоточить и замаскировать самолеты.
Попробовали бы мы в школе не выравнять самолеты и не обновить белой краской линейку. Такой бы нагоняй от инженера получили!
А здесь — рассредоточить и замаскировать.
Враг наступает
Через два часа после посадки наша группа получила задание. Первый боевой вылет! Я пишу о нем много лет спустя, когда впечатления сильно потускнели. И все же…
Нам поставили задачу — штурмовым ударом с воздуха остановить продвижение колонны вражеских войск. Наскоро изучив маршрут, взлетели. Наше звено возглавляет строй эскадрильи. Хочется поскорее увидеть передний край. Сличив карту с местностью, отмечаю, что мы находимся точно над тем местом, которое у меня отмечено двумя параллельными линиями — синей и красной. Смотрю на землю и вижу только пожарища. Ни танков, ни орудий, ни окопов противника. Неужели прошли в тыл врага, не заметив переднего края?
Перевожу взгляд на небо. Оно теперь особенно опасно. Если фашисты появятся, нам, при таком плотном боевом порядке, будет очень трудно отразить их удар: стеснен маневр.
Ведущий группы покачиванием крыльев извещает о приближении к цели. Проходит еще минута, и внизу, на дороге, мы замечаем большую колонну фашистов — автомашины с пехотой, орудия, бензозаправщики. Машинально проверяю положение гашеток, снимаю их с предохранителя.
Пошло в атаку первое звено, за ним — остальные. В прицеле возникают крытые брезентом автомобили, разбегающиеся люди. Нажимаю на гашетку и слышу сухой треск пулеметов. Струи трассирующих пуль хлещут по колонне.
Выхожу из атаки на бреющем. На бортах автомобилей отчетливо различаю черные с белой каймой кресты. Многие машины горят, взрываются бензоцистерны.
Когда кончились патроны, ведущий подал сигнал сбора. Группа, построившись, ложится на обратный курс. Задача выполнена.
Возвратившись домой, оживленно обсуждаем первый полет на штурмовку. Впечатлений так много, что их, кажется, хватит до утра. Командир умело переводит разговор на уроки и выводы. Почему не стреляли вражеские зенитки? Видимо, потому, что мы появились внезапно. Многие летчики говорят о невыгодности плотного строя, который сковывает маневр.
За первым вылетом последовали второй, третий, четвертый… Иногда их было так много, что день казался сплошным воздушным боем.
Задания выполняли разные: вели разведку, штурмовали колонны мотопехоты, сопровождали бомбардировщиков, которые наносили бомбовые удары по танковым клиньям противника. С рассвета до темноты не уходили с аэродрома — в светлое время летали, а потом вместе с механиками готовили машины.
Линия фронта перемещалась на Восток. Наши войска отступили за Днепр. Штурмуя вражеские переправы, мы делали по восемь-девять вылетов в день. Били, пока хватало сил и патронов. Группа редела: зенитный огонь ежедневно выхватывал то одного, то другого товарища.
В августе был сбит Нестеренко. Это случилось при сопровождении бомбардировщиков. Его самолет загорелся от зенитного снаряда и упал. Был ли Коля убит в воздухе или погиб при взрыве машины на земле, мы так и не узнали. Да и какое это имело значение? Ясно было одно: друга больше нет. Только вчера он получил письмо из дому и, прочитав его, поклялся отомстить за погибшего брата. А сегодня… мне было так горько, что я не находил себе места.
В воздушном бою погиб Миша Круглое. Он сражался один против четырех «мессершмиттов». Дрался умело, упорно, однако силы были неравны. Самолет Круглова загорелся. Миша выбросился с парашютом, но купол попал в полосу пламени и вспыхнул.
К осени в группе осталось лишь два самолета — мой и Филатова. Вдвоем мы приземлились на ростовском аэродроме.
— Уцелели только мы с тобой. Ты теперь за командира, а я вроде начальника штаба, — горько пошутил Филатов.
— Да, армия наша небольшая, товарищ начштаба, — ответил я. — Только обязанности свои ты выполняешь слабовато. Где боевая документация? Где летные книжки? Выходит, еще далеко тебе до начальника штаба.
Шутки шутками, а на душе у нас было не спокойно. К горечи потери друзей примешивались опасения: как бы нас опять не направили в школу. Разговоры об этом уже возникали. Мы подумывали, а не присоединиться ли к какой-либо соседней части: прилетим, объясним, возьмут. Но решимости сделать этот, казалось бы, простой шаг у нас не хватило, и случилось то, чего мы больше всего боялись. Штаб округа приказал нам возвратиться в школу на инструкторскую работу.
