Павел Ольховский - Последняя гимназия
— Избить! — рявкнул Купец: — Наших?., наш класс бить?.. Убью первого!
— Правильно.
— Бить!
— А ведь их много, младших, — попытался говорить Фока. — В одиночку они, пожалуй, и нам накладут.
— Младшие?.. Нам?.. — возмутился Иошка. — Нам накладут?.. Брось, Фока, проповеди разводить… Наш один с ихним десятком справится… Нечего разговаривать теперь с ними, а встретим — и прямо в морду…
— Правильно!
— Бить младших!
Усвоивший последнюю истину третьеклассник Щенок, вытянутый придурковатый парнишка с неестественно громадной головой и тупыми зеленоватыми глазами, взял в руки толстую суковатую палку и вышел из класса.
Через минуту с лестницы несся дикий истошный вой. Выбежавшие на помощь ребята увидели, как извивался и орал на ступеньках лестницы похожий сейчас на издыхающую кошку Сухарик, нещадно и методически избиваемый Щенком…
Их с трудом растащили. Сухарик встрепенулся и, вскочив на ноги, убежал. Шкидцы были смущены случившимся и старались не глядеть друг на друга. Даже воинственный Купец и тот пробасил:
— Дура!
Однако Щенок чувствовал себя героем. Громко рассказывал, хихикал, качая своей огромной, похожей на ветряную мельницу, головой, а, когда на него в классе перестали обращать внимание, снова тайком отправился наверх.
И сейчас же в столов-ой вырос и грохоча покатился гул, топот, удары, крик.
— Ребя… ребя… — а-а-а… — визжал Щенок. — Не буд… Ребя… ребя-а-а-а…
В столовой было темно. Посередине у стола возилась, и кого-то била под столом куча ребят. Из-под стола слышался надрывной, воющий визг:
— Ребя… ребя-а-а-а… Не б… ребя-а-а-а…
— Щенка бьют! — закричал Воробей. Старшие высыпали в столовую. Избивавшие Щенка разбежались, напоследок закидав под стол палки, швабры и кочерги. Из-под стола, не переставая выть, вылез Щенок; голова и нижняя губа его были рассечены; все лицо в ссадинах и синяках, рубаха изорвана в клочья и окровавлена…
— Кто бил? — спросил Иошка, хотя было ясно, что это младшие мстят за Сухарика. Щенок, не отвечая, продолжал выть…
И тогда Фока сказал, решительно застегивая пиджак:
— Надо организовать карательную экспедицию!..
Старшие выступили.
Первое отделение заперли на замок и у дверей поставили сторожевых. Второклассников загнали в класс и первым делом отобрали все ножи и шпалера. Потом началась расправа… Класс перегородили доской на две части, у доски стало трое "карателей", а остальные подгоняли к ним поочередно второклассников.
Первым был Купец. От его кулаков шкидец кувырком летел за доску; по дороге Воробей одним тычком хлестко расквашивал ему нос, а за доской Фока наводил окончательный лоск.
Покончив со вторым классом, каратели перешли в первый и там повторили точно такую же экзекуцию.
* * *За вечерним чаем, ковыряя мизинцем в ухе, Викниксор говорил:
— Опять драки… Вечно не сидится этим младшим, вечно им надо с кем-нибудь воевать… Александр Николаевич, младших — без прогулок и без отпусков… Пусть образумятся.
4Младшие не образумились…
Кося Финкельштейн, приходящий ученик, появлялся в Шкиде с чисто поэтической небрежностью раз или два в неделю. В это памятное июньское утро он беспечно шел по темному шкидскому коридору. Орава младших налетела на поэта, смяла, бросила на пол; кто-то хлестнул раза два по морде, а кто-то сразмаха саданул в спину ножом…
Кричавшего диким и нечеловеческим голосом Косю отыскали и перенесли в четвертое отделение старшие… Рана, правда, была неглубокой (ножу помешало толстое драповое пальто) и когда её залили иодом, сразу перестала кровоточить, но уже сверху примчался третий класс. Купец рычал от злости, глядя на Косину спину, а Иошка схватил раненого Финкельштейна и голого, волосатого, трясущегося от холода поволок за собою по классу.
— Ребята, — визжал он, словно это не Финкельштейна, а его ударили ножом, — неужели не отомстим за Косю? Неужели будем смотреть, как обнаглевшие малыши избивают и убивают наших товарищей…
— Карательную экспедицию!
— К чёрту экспедицию!.. Бить их!.. Бить всех до потери сознания!
— Бить! — заревел Купец. — Собирайся, ребята!
Узнававший все шкидские новости последним, Сашка стоял в это время в музее и, оглядываясь на дверь, втихомолку забавлялся своим недавно сделанным шпалером. В маленьких его глазках светилось нескрываемое довольство; он то гордо поднимал шпалер, то запихивал его за пояс и с вывертом выхватывал обратно; то крался по музею, словно кого-то преследуя, то яростно размахивал своим оружием, воображая, что сидит на коне и отстреливается от невидимого противника.
Внезапно дверь распахнулась, и Сашка налетел с наведенной самоделкой на вошедшего Иошку, который держал за руку полуголого, трясущегося от холода волосатого Финкельштейна.
— Сашка! — торжественно заговорил Иошка: — во время войны университеты и музеи закрываются. Пришло время, когда шкидские шпалера начинают сами стрелять. На нас напали. Класс требует, чтобы ты шел бороться заодно с ним.
— А что случилось? — заморгал Сашка.
— Сегодня утром твоего товарища чуть не убили… Посмотри на косину спину! Это сделали младшие.
— Младшие? — неожиданно для себя самого затрясся Сашка. — Младшие бьют наших?.. Косю ножом?.. Так бить же их, сволочей, надо!
— Бить! — подхватил Иошка…
— Бить! — неуверенно проблеял Финкельштейн…
Младшие, проведав, что их снова собираются громить, в перемену собрались в коридоре перед своими классами. Их было шестьдесят семь человек, они вооружились кусками штукатурки, палками, кусками проводов и веревками, на концах которых привязаны были железные гирьки; не разъединенные на два класса, они чувствовали себя раз в десять уверенней…
— Стой крепко! — подбодрял ребят Мамонтов. — А кто винта нарежет — удохаем потом до-смерти!
Два десятка ворвавшихся в коридор старших наткнулись на плотную, завывшую стену.
Но, к несчастью, первоклассники испугались мчавшегося впереди Купца и дрогнули, а Купцу еще кто-то засветил в глаз литой чугунной гирькой.
— Бей!.. — заревел он, врезаясь в толпу, как бык, наклонив голову и расшвыривая своими огромными кулаками ребят. — Бей на мою голову!..
Справа от него двигался Фока, от тренированных боксерских кулаков которого младшие отлетали как мячики; за ними шли и лупили всех попадавшихся под руки остальные старшие. Узкий, темный коридор дал им неожиданное преимущество, и младшие побежали.
Остаток наиболее яростно оборонявшихся загнали в первое отделение и начали избивать. Воющие младшие перелетали от одного карателя на кулаки другого. Фока наводил лоск, а Купец, поймав в углу Верховку, ударившего Финкельштейна ножом, уселся на нем и медленно, не слушая криков, гвоздил его по шее кулаками.
