Михаил Марголис - Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого
У Наташи сразу возникла дикая любовь к Сарине. Кроме того, что они спали в одной кровати, она о ней заботилась. Я могла спокойно на нее оставить маленького ребенка, когда нужно было куда-то поехать. Я знала, что Наташа ее помоет, накормит, поведет куда-нибудь в зоопарк, в кино. И они так и выросли. У Наташи на сегодняшний день нет более любимого человека, чем Сарина».
В Лиане Турецкий обрел не только «хранительницу очага», но и верного соратника. «У нас никогда не существовало правила: пришел домой — оставь рабочие проблемы за дверью. Мы все жили единой работой, — говорит Лиана. — Приехав в Россию, я сразу вошла в жизнь хора. Помню, первые кассовые концерты при мне по Германии, кажется, в 2002-м. Я там и на контроле стояла, билеты отрывала, и количество зрителей подсчитывала, и еще много разных функций выполняла. Я сразу поняла, что это за проект и куда мы идем. То, что со временем мы стали жить более обеспеченно, а „Хор Турецкого“ достиг больших высот, мне кажется, в некоторой степени плод наших совместных с Мишей усилий. Хотя, когда я так говорю, он смеется, полагая, что во всем его личная заслуга. Он действительно трудился безостановочно. У нас же свой офис, менеджмент появились лет пять назад. До этого были только артисты. Ни секретарш, ни пиарщиков, никого. Любые звонки шли напрямую Михаилу Борисовичу. Он сам себе был и секретарша, и пиарщик».
Да, в первой половине 2000-х маэстро продолжал сверхэнергичную деятельность. Он искал, доказывал, объяснял свою концепцию хора, просил средства для него и плавно готовил его ребрендинг. Одна из программ коллектива в Театре эстрады уже носила персонифицированное название «Вокальное шоу Михаила Турецкого».
Официальный пресс-релиз хора в 2002 году завершался следующим обращением за подписью Михаила Борисовича: «В случае Вашей заинтересованности в сотрудничестве с арт-группой „Хор Турецкого“, в спонсорском и меценатском участии в нашем творчестве, мы предлагаем организовать встречу в удобное для Вас время. Мы готовы также дополнительно представить Вам более подробную информацию о самом коллективе и его текущих и перспективных творческих проектах».
А израильской газете «Нон-стоп», в мае того же года, Турецкий доходчиво растолковывал свою эклектичную художественную платформу: «Мы участвуем в московском фестивале „Черешневый лес“, программа которого составлена из лучших исполнителей. Там нам заказывают нашу классическую программу. Это не эстрада, не хореография, а исключительно пение высочайшего уровня — программа на два часа. В ней звучат иные аранжировки, она акустическая, без микрофонов, без инструментального сопровождения, одни голоса. Это совсем другой подход. Израиль диктует другие подходы, иные требования, задачи. Мы существуем для людей, а не только для себя. Многие в зале не хотят слушать ничего классического. Они приходят ради шлягеров, „Мурки“, „Бубликов“, легкой и доходчивой музыки. Но и эту музыку мы стараемся сделать достаточно интеллектуальной, чтобы она не пробуждала низменные чувства, а заставляла людей слушать, как это сделано. Мы нашли новые интонационные повороты, новую музыкальную фактуру».
Летом 2002 года Турецкий привез свою команду на крупнейший на постсоветском пространстве международный музыкальный фестиваль «Славянский базар» в Витебске. Хэдлайнеры этого мероприятия выступают на сцене большого открытого Амфитеатра, камерные проекты представляют в компактном Театре им. Якуба Коласа. Именно там появился, можно сказать, на закате традиционного этапа своего творчества бывший московский синагогальный коллектив. Вырабатывая свою, впоследствии сделавшуюся фирменной, манеру шутейного конферанса Турецкий открыл вечер репликой: «Маленький еврейский хор приветствует большой славянский фестиваль!» «Тот концерт произвел на публику серьезное впечатление, — говорит Михаил. — Более того, генпродюсер телеканала „Россия“ (транслировавшего фестиваль), Геннадий Гохштейн, тоже обратил на нас внимание и дал кое-какие рекомендации. Я понял, что хор с мужчинами в черных костюмах — это для телевидения не формат, к тому же мы малоизвестны. Чтобы попасть в эфир, нужно использовать одну из форм, интересующих телевизионщиков. Скажем, сделать концерт-бенефис, где с нами споют разные эстрадные звезды. Гохштейн так же заметил, что и название нужно менять. Эпитеты „мужской“, „камерный“, „еврейский“, да еще звучащие все разом — для раскрутки безнадежно».
Пока Михаил размышлял, как лучше сменить тяжеловесное наименование своего проекта на нечто более эффектное, но «чтобы для поклонников хора осталось понятным, что это по-прежнему мы», ему, в ноябре 2002-го, присвоили звание заслуженного артиста РФ, именно как «художественному руководителю государственного учреждения „Мужской камерный еврейский хор“ Московской хоральной синагоги еврейской религиозной общины». В одной официальной формулировке будто спрессовался весь академический отрезок карьеры Турецкого, который он в тот момент подытоживал перед «прыжком» в большой шоу-бизнес.
«Мы уже пять лет имели официальный статус, — подчеркивает Михаил. — Много работали для города, ездили по стране, как московский муниципальный коллектив. Естественно, я стал уже относительно заметной фигурой в музыкальном мире. И как любому человеку с советским воспитанием, мне приятно и важно, когда меня отмечает государство. Я не цеплял значок „заслуженного артиста“ на лацкан пиджака, но если меня останавливали гаишники, говоря, что я нарушаю, я отмазывался своим званием и показывал соответствующий документик, подписанный Путиным. Это благотворно действовало на сотрудников автоинспекции».
15 глава
Название меняем, от миллиона долларов отказываемся
В январе 2003 года Турецкий окончательно отказался определять свой проект словосочетанием «еврейский хор». На всех концертах, от помпезных, правительственных, до скромных, в домах культуры и других небольших залах, его коллектив стали объявлять просто — «Хор Турецкого», иногда добавляя к названию приставку «арт-группа». Кобзон, за такое попрание Михаилом ранее декларированных принципов (ну, о возрождении еврейских песенных традиций, их популяризации и т. п.), едва не проклял своего молодого подопечного. Турецкий тщетно пытался доказать «ребе», что не совершил ничего крамольного, а лишь стремится к творческому развитию, да и, чего греха таить, «жить как-то надо». Иосиф Давыдович продолжительное время оставался непреклонен. Ругал Турецкого, язвил: «Тут он Хаим, там он Хамон», считал оборотнем.
«Для Миши нежелание Кобзона с ним общаться было большим ударом, — вздыхает Лиана. — Он сильно переживал. Слава богу, их помирил Юрий Михайлович Лужков. Думаю, Кобзон единственный человек, ради которого Михаил Борисович может, что называется, „прогнуться“ и поступить так, чтобы Иосифу Давыдовичу было приятно. Оценивать, сколько он для Миши сделал, — смешно. Достаточно уже того, что Кобзон с ним рядом. Их отношения мне всегда напоминали отношения отца и сына. Сын что-то не так порой сделал, отец хочет его наказать, но из любви к нему — не наказывает.
