Алексей Очкин - Иван - я, Федоровы - мы
В ту же ночь дивизия, получив пополнение, перешла на оборону Тракторного завода...
Два дня Ваня ходил какой-то торжественно-притихший, а на третий подошел к Филину с листком бумаги:
- Товарищ комиссар, разрешите обратиться?
- Одобряю, Федоров! Вступай в комсомол.
- Вы... откуда знаете?
- Да знаю уж. Давай заявление.
- Товарищ комиссар, - выпалил Ваня, - вам бы не Филин дать фамилию, а прямо Рентген.
- Жив останусь, после войны переменю, - засмеялся комиссар и приказал Дымову: - Готовь Федорова. Чтоб Устав назубок знал.
В первую передышку лейтенант позвал Ваню, вытащил из планшетки книжечку с потертыми на сгибах страницами и почти наизусть прочел. Урок закончил так:
- Запомни свои права и обязанности: бить фрицев до последнего! Если ясно - точка долитграмоте.
А на другой день пришел политрук из политотдела. Поговорил с Ваней, остался доволен его бойкими ответами.
- А как у тебя с дисциплиной, Федоров?
Ваня замялся, поглядел вопросительно на лейтенанта. Тот ответил:
- Ничего. Тянет на тройку.
Комиссар, бросив взгляд на пристыженного Ваню, заступился:
- Бывает и на пятерку.
- Бывает и на двойку, - беспощадно заключил Дымов.
Комиссар с политруком ушли. У Вани щеки пылали, что рябина на морозе. Лейтенант повернул его к себе:
- Не дуйся, братишка. И в комсомол вступишь, буду драить тебя с песком, пока человеком не сделаю.
Ване не терпелось получить такую же книжечку стального цвета, как у лейтенанта, но бои не прекращались. Лишь тринадцатого октября с полудня в районе Тракторного завода установилась необычная для Сталинграда тишина. Из политотдела комиссару позвонили.
"Как стемнеет, собрать комсомольское бюро. Будем Федорова принимать".
Раз такое дело, Ваня решил заняться своей обмундировкой: подшил подворотничок из сложенного вчетверо бинта; обнаружив в цехах Тракторного завода мазут, густо покрыл им ботинки; начистил пуговицы гимнастерки до ослепительного блеска. Черношейкин в развалинах одного дома нашел большие портняжные ножницы и подстриг его - получилось хотя и "лесенкой", но под пилоткой не видно.
Для всех истребителей, кто воевал от Дона, прием Вани в комсомол был праздником. И день выдался солнечный, теплый, словно еще не ушло бабье лето. В воздухе, отдающем гарью, летали паутинки; все было спокойно, не верилось, что идет война. И герой сегодняшнего дня Ванюшка Федоров сроднился с бойцами. Кто-то из них обучал его военному делу, кто-то помогал добрым советом. Каждый отдал ему частицу своего сердца. Они гордились своим воспитанником. И хотя он был единственным у них сыном, рос неизбалованным и, по всему видно, неплохим человеком.
Черношейкин до войны вычитал где-то изречение восточного мудреца, что "легче сделать ученого, чем человека". И теперь усач развил свою теорию: "Если учить подлеца, он еще наитончайшим подлюкой станет. А если Ванюшка непорченый, то и наука ему идет впрок".
Сам же Ваня никак не мог дождаться вечера... Он сидел, окруженный бойцами из пополнения, и рассказывал им, как воевал с лейтенантом от самого Дона.
Но позвонили с командного пункта дивизии и передали приказ: срочно направить воспитанника части Федорова на левый берег. "Не вздумайте задерживать, - предупредили комиссара. - Командарм Чуйков приказал всем дивизиям отправить воспитанников в ремесленные и суворовские училища. Он и своего любимца отправил".
Комиссар Филин с досадой передал трубку телефонисту... С каким трудом он в свое время упросил "железного капитана" оставить в части дерзкого парнишку. А теперь, когда тот провоевал с ними три месяца, остепенился, приходится расставаться. Дымов опустил голову - не ожидал, что так скоро настанет разлука.
- Хочешь не хочешь, Огонь, а приказ выполнять надо, - вздохнул комиссар.
Дымов решительно поднялся:
- Ладно, сам поговорю.
Он вылез из окопа у заводской стены, где находился телефонный аппарат, и зашагал по площади Дзержинского. Здесь располагался его противотанковый район - три пушки, девять бронебоек, охотники с горючкой в круглых колодцах и пулеметчики. Лейтенант угадал сразу, что Ваня должен быть в скверике у крайней левой пушки - оттуда доносился оживленный говор. Но Дымов направился сначала к правому орудию, постоял с сержантом Кухтой, поинтересовался у него, как обвыкаются новенькие, и затем уже подошел к скверику. За эти несколько выигранных минут он прикинул, с чего начать разговор, чтобы подготовить Ваню к самому неприятному.
Увидев лейтенанта, тот вскочил и подал бойцам команду:
- Встать! Смирно!
Дымов махнул рукой:
- Вольно! Братишка, ты мне нужен...
Ваня привык, что Дымов при других всегда называл его "рядовым Федоровым", и необычное обращение насторожило. Но сегодня все были с ним по-особенному ласковы и радушны.
Они пролезли сквозь пробоину в каменной стене и, очутившись на пустынной аллее, пошли мимо разбитых цехов огромного Тракторного завода. Лейтенант молчал, и Ваня вопросительно смотрел на него.
- Выпускали бы сейчас тракторы, - начал Дымов издалека, - хотел бы здесь работать?
- Как побили бы вражину, конечно, хотел бы, - не задумываясь, отчеканил Федоров.
- Ты у меня прямо заправский вояка! - оглядел лейтенант ладного и подтянутого Ваню. - Жаль, молод больно...
- Уж и молод! А сам-то... - восторженно глядя на лейтенанта, сказал мальчишка.
Теперь лейтенанту еще труднее было огорчить Ванюшку, и он снова начал издалека:
- Если мы когда-нибудь расстанемся... Ты не забывай меня, братишка. Ладно?
- Как это - расстанемся? - Ваня насторожился. - Если переведут тебя куда, и я с тобой. Забыл, как поклялись на Мамаевом?
Дымову было впервые так трудно говорить. Он сейчас ненавидел себя: "Я Ванюшку как на медленном огне поджариваю!" - и сказал напрямик:
- А расстаться нам с тобой все-таки придется.
Ваня застыл как вкопанный, не спуская глаз с лейтенанта: "Что он такое городит?" А Дымов уже твердо продолжал:
- Хотя и поклялись, а придется. Не от меня зависит, братишка. Приказ командарма - отправить тебя в тыл.
Ваня, опустив голову, хотел что-то сказать и не мог. Оба стояли подавленные среди мертвых развалин цеха; в тишине с треском догорала деревянная будка. Но вот лицо Ванюшки просветлело надеждой:
- А я пойду к командарму и скажу: "Вам можно держать пацана, а лейтенанту - нет?.."
- Он уже отправил своего в тыл.
- А когда меня? - потухшим голосом спросил Ваня.
- Сейчас.
- Как же! - чуть не задохнулся мальчишка. - А комсомол?
- Ладно. Примут, тогда поедешь.
Они походили среди заводских развалин. Лейтенант пытался утешить Ваню. Говорил, что война не вечно будет и они обязательно встретятся. Но оба знали, что война будет еще долгая, и все может случиться.
