Никто не выйдет отсюда живым - Хопкинс Джерри
Во время следующего визита “Doors” в Нью-Йорк Джим, пьяный, с выпученными глазами, появился в бутике на Лауэр Ист Сайд, где у них с Памелой была старая знакомая, в прошлый раз продавшая им несколько пар клёшей. Трина Роббинс жила в задней комнате и, когда он постучал в окно, она проснулась и впустила его. “Он не сказал ни слова. Он вошёл, снял одежду и так и стоял, голый. Вы знаете, он был так прекрасен. Он казался слегка смущённым, но спросил меня, хочу ли я уйти или нет”.
Джим часто видел Глорию Стэйверс, весьма неглупую эксмодель тридцати с чем-то лет хрупкой внешности и с ярким внутренним миром, которая редактировала журнал для подростков “16”. Рэй, Джон и Робби предупреждали Глорию насчёт Джима вскоре после того, как они познакомились, рассказав ей о ночи, когда он поливал из огнетушителя студию звукозаписи. “Будь осторожна, – сказал Робби, когда Глория предложила Джиму встать для съёмки на фоне стены, – он сделает то, что ты скажешь, и ещё раз, и ещё раз, а потом однажды он сделает что-то странное и жестокое”. Это выглядело, как если бы Робби говорил о любимом брате, у которого случались судороги. Предупреждение было вежливым и искренним.
Взаимопонимание было ещё в действии. Когда Глория сказала Джиму, что она хотела бы больше писать о нём и фотографировать его, чем группу, Джим расстроился, что другие “Doors” будут чувствовать пренебрежение к себе, и позволил себе заметить, что все вместе будут смотреться лучше. Когда менеджеры говорили Джиму, что без остальных троих он был бы даже более популярен, и был бы богаче, если бы у него были музыканты на жаловании по платёжной ведомости, а не равные партнёры, – Джим обещал подумать, а потом просто рассказал Рэю, Робби и Джону, и все вместе они стали думать о смене менеджеров. Джим рассказывал Глории: “Мне достаточно просто взглянуть на Рэя, чтобы понять, что захожу слишком далеко”. Когда Глория рассказала об этом Рэю, тот сказал: “Ну, я его очень люблю”.
На концертах взаимопонимание достигало апогея. “Видите ли, – говорит Рэй, – когда сибирский шаман готовится войти в транс, все жители деревни собираются вместе и трещат в трещотки, дуют в свистки и играют на любых инструментах, какие у них есть. Это постоянное нагнетание, нагнетание, нагнетание. Это действо длится часами. Это тот же самый способ, которым пользуются “Doors” во время концерта. Отделения длятся не так долго, но я думаю, что наши эксперименты с наркотиками позволяют нам достичь результата гораздо быстрее. Мы знали симптомы нужного состояния, и потому мы могли попробовать приблизиться к нему. Как будто Джим был электрическим шаманом, а мы – группой электрического шамана, нагнетающей для него атмосферу. Иногда он никак не может достичь нужного состояния, но группа продолжает давление, и постепенно он подчиняется ему. Господи, я мог получить электрический шок от органа благодаря его энергии. Джон мог испытать его от барабанов. Каждый раз в течение всего концерта вы могли это видеть судороги! – я мог ударить по струне изаставить его биться в судорогах. И он снова “улетит”. Иногда он бывал просто невероятен. Просто поразителен. И публика тоже чувствовала это!”
Полиция также почувствовала это 9 декабря 1968 года. На следующий день после двадцатипятилетия Джима, “Doors” выступали в Нью-Хэйвене, штат Коннектикут. Джим за кулисами разговаривал с девушкой в мини-юбке. В коридоре, лениво прислонясь к стенам, стояли полицейские. Техники таскали усилители. Поклонники, типа этой девушки, были повсюду. Оставалось тридцать минут до выхода “Doors” на сцену.
Здесь невозможно разговаривать, – сказал Джим девушке. – Давай поищем более спокойное место.
Девушка молча кивнула и последовала за Джимом, когда он толкнулся в открытую дверь душевой, осмотрел её и вошёл внутрь.
Через несколько минут Джим с девушкой уже обнимались.
Вошёл полицейский.
Эй, ребята! Убирайтесь отсюда! Никому нельзя находиться за кулисами!
Джим взглянул на полицейского:
Кто это говорит?
Я сказал, убирайтесь отсюда. Давайте, двигайтесь!
Накося выкуси, – Джим хлопнул себе по промежности сложенной лодочкой рукой.
Полицейский потянулся за чем-то, за крючок пристёгнутым к ремню.
Последнее предупреждение, – сказал он. – Последний шанс.
– Последний шанс выкусить, – усмехнулся Джим.
Девушка побежала, когда полицейский шагнул вперёд, а Джим получил в лицо порцию химической пены.
Джим бросился на полицейского, затем вслепую выскочил в коридор, рыча: “В меня брызнули газом! Трахнутая свинья!” Собралась толпа, все обступили Джима; полицейский признал, что совершил ошибку.
Подбежал Билл Сиддонз, сопровождающий “Doors”, и с помощью полицейского привёл Джима к умывальнику, где они промыли ему глаза водой. Полицейский извинился, и через несколько минут начался концерт.
Во время представления студенты часто аплодировали, а многие из них присоединялись к Джиму, когда он кричал: “Мы хотим мир, и мы хотим его… сейчас!” Когда он проявил враждебность к аудитории, высокомерно подбросив микрофонную стойку, они ответили восторгом. Потом, во время инструментальной паузы в “Человеке чёрного хода” Джим начал говорить.
Я хочу рассказать вам о том, что случилось несколько минут назад прямо здесь, в НьюХэйвене. Это ведь Нью-Хэйвен, штат Коннектикут, Соединённые Штаты Америки?
Аудитория стала прислушиваться, когда Джим подробно излагал детали своего пребывания в городе: обед и напитки, разговор о религии с официанткой, неожиданная встреча с девушкой в раздевалке. Он начал разговаривать с девушкой, сказал Джим. На ритмическом фоне “Человека чёрного хода” спонтанная болтовня становилась гипнотической. “И мы хотели уединиться… И поэтому мы зашли в душевую. Но, вы знаете, мы ничего не делали. Просто стояли там и разговаривали… А потом туда вошёл этот маленький человек, этот маленький человек в маленьком голубом костюме и маленькой голубой фуражке ”.
Вдоль перед сценой, лицом к публике, стоял ряд полицейских, как это традиционно бывает на рок-концертах, чтобы сдерживать бурные волны тинэйджеров. Но когда Джим начал свой рассказ, некоторые из них повернулись кругом.
– “ Что вы тут делаете?” – цитировал Джим слова полицейского в душевой. – “Ничего”. Но он не уходил. Он оставался там, а потом слазил куда-то себе за спину и вытащил оттуда какуюто маленькую чёрную коробочку, на вид напоминавшую крем для бритья. А потом он брызнул мне в глаза.
Почти все полицейские смотрели теперь на Джима. Он использовал голос “глупого южанина ”, рассказывая эту историю, и использовал его для того, чтобы посмеяться над маленьким человеком в маленьком голубом костюме. В аудитории послышался смех – смех, относящийся к полицейским.
Весь мир ненавидит меня! – кричал Джим. – Трахнутый мир… Никто не любит меня. Весь трахнутый мир ненавидит меня. – Публика была в восторге.
Джим дал сигнал группе и с разгону запел финальный рефрен песни: “О, я человек чёрного хода…”
Вдруг зажёгся свет, и Робби сделал шаг вперёд, чтобы шепнуть Джиму на ухо:
Кажется, менты уписались.
Джим спросил аудиторию, хочет ли она ещё музыки, и, когда ответом прозвучало громкое “Да!”, Джим воскликнул: “Ну, тогда выключите свет! Выключите свет!” Но свет продолжал гореть, и лейтенант полиции, руководитель молодёжного отделения Нью-Хэйвенского департамента полиции, вышел на сцену и сказал Джиму, что он арестован.
Джим повернулся лицом к полицейскому, затянутые в кожу ноги вызывающе расставлены; длинные волнистые волосы – мокрые, лохматые. Он сунул микрофон под нос полицейскому.
Ну, свинья, – сказал он в смеси школьной бравады и взрослой неприязни к авторитетам, – ну, скажи, тип, что ты там хочешь сказать!
Появился ещё один полицейский, оба они взяли Джима под руки и повели через занавес со сцены. Они тащили его вниз по лестничному пролёту, затем через автостоянку, поставили его у патрульной машины и сфотографировали, потом сбили с ног, били ногами, наконец, запихнули в машину и отвезли в отделение, где предъявили обвинение в непристойном и аморальном поведении на сцене, нарушении общественного порядка и сопротивлении при аресте.
