Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович
Вот как отвечает нам Светлов!
Поэзия Светлова — непрестанное сражение против прекраснодушия, дурной сентиментальности, декламационности, ложного пафоса, напыщенности, избытка серьезности там, где уместна скорее ирония.
Знаменитая Лайка, путешествовавшая в космос на одном из первых малых воздушных кораблей.
Вот как! Геройство. Вселенная и — колбаса... Но строки эти во сто раз дороже пышных славословий. Снижая пафос подвига Лайки, поэт даже слово «вселенная» пишет не с заглавной буквы, — пафос доблестной маленькой собачки, ее невольной доблести, говорит сам за себя.
Ирония? Она всегда с Михаилом.
Любовь... И к ней поэт обращается не с высокими словами, просто желает ей быть говорливой.
Превосходный поэт, также писавший отнюдь не высокопарно, Борис Пастернак все же так писал о любви:
Красота, запертая в стихотворенье, — это очень близко Светлову и далеко от того же, скажем, Бальмонта или Надсона. Сложная простота, не по форме стиха сложная, а по выражению чувств, — вот без чего не мыслил Светлов стихосложения, поэзию чувств и размышлений, а не пустую версификацию.
...Близко сошелся я с Михаилом Аркадьевичем в Москве в годы войны, в один из тех редких дней, когда нас, военных корреспондентов, отпускали в Москву для разговора с редакторами или еще по каким-то делам. Как и всю жизнь, он выглядел и тогда комсомольцем, хотя и тридцативосьмилетним. Равнодушный к своей внешности, одежде, ходил обычно и в «общество» в поношенном костюме, вечно засыпанном табаком и пеплом, галстуков, хоть и носил их, не любил и вообще напоминал тех, кого раньше называли старыми студентами, то есть проводивших полжизни в стенах университета, переходя, окончив один факультет, на другой, с иными науками и профессорами. Светлов верен был одному университету — жизни и поэзии.
Он постоянно тянулся к людям, чаще всего наведываясь в клуб писателей. Именитых бардов литературы не чуждался, но предпочитал общаться с молодежью. Она была близка ему — сыну днепропетровского ремесленника, окончившему лишь высшее начальное училище, служившему разнорабочим на товарной станции, рабфаковцу 1923 года, напечатавшему первое свое стихотворение в ноябре 1917 года в газете «Голос солдата». Было Михаилу тогда четырнадцать лет! С той поры тема гражданской войны не покидает его. Вначале Светлов идет к ней как бы со стороны:
Но затем говорит о России:
Светлов есть Светлов. Тему трагическую он приземляет: гильотины веселый нож. Но именно это слово углубляет драматизм темы.
Был Михаил необычайно остроумным человеком и очень любил шутку.
Как-то встречал я Новый год в клубе писателей. Три часа ночи. Все перебывали друг у друга за столиками. Несколько раз я чокался со Светловым. В очередной раз он проходил мимо, я остановил его:
— Повторим? У меня теперь не водка. Чача!
— Ну, что ж. В честь грузинки Радам! Только знаешь что, старик? Что такое ерш или медведь? Нет, это не то, что ты думаешь. Путать, пить разные напитки и пьянеть от этого быстрее? Ничего подобного. Это значит — пить с разными людьми! Погоди, не обижайся.
— Я и не думал обижаться.
— Не обижайся, ты для меня не «разный». Будь здоров, Женя, не кашляй.
К друзьям он относился по-отцовски бережливо и нежно.
И друзья отвечали ему тем же. Вот он воображает — он умер.
Написано в 1927 году. Михаил тогда и думать не думал о смерти. Оптимист. Втайне цену своему дарованию знал, но никогда не бравировал им. Пожалуй, последняя строка стихотворения — редчайшая по откровенности, да и то настоящим писателем, по Светлову, признал его прохожий за то, что поэт решил: сам лучше лягу под паровоз, чем брошу на рельсы героя.
Однажды я приехал с фронта в Москву, Михаил Аркадьевич оказался временно там же. Вместе с моей будущей женой обедал я по каким-то загадочным талонам в ЦДРИ. Вошел Светлов, сузил глаза, расплылся в улыбке, исчез в ней, а возникнув снова, стал серьезным и сказал:
