С Штеменко - Генеральный штаб в годы войны
Место "Альпийской крепости" - на стыке Германии и Австрии (район Мюнхен, Инсбрук, Зальцбург) - как нельзя более соответствовало сделанным нами выводам. Это настораживало, тем более что Черчилль, обращаясь к объединенному англо-американскому командованию, без обиняков настаивал на том, чтобы Берлин занять самим и русским не отдавать но соображениям чистой политики. В письме Эйзенхауэру 31 марта 1945 г. он рекомендовал форсировать Эльбу и продвигаться далее до немецкой столицы.
Советскому правительству удалось тогда предотвратить возможные серьезные осложнения в отношениях между союзниками. Наши воины день ото дня решительнее били врага, что было лучшим средством приближения часа победы. Войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов успешно ликвидировали противника в Померании. Здесь перестала существовать крупная группировка немецко-фашистских войск. Наши операции на берлинском направлении были теперь надежно обеспечены во всех отношениях.
Политические сети расставлялись нацистами еще более широко в апреле 1945 г. После того как 16 апреля три наших фронта двинулись в наступление на столицу фашистской Германии, в руки командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Г. К. Жукова попали показания пленного о том, что противник получил задачу решительно не уступать русским и биться до последнего человека, если даже в тыл немецких частей выйдут американские войска. Командующий доложил столь необычные сведения телеграммой И. В. Сталину. Об этом, конечно, немедленно узнал и Генштаб.
В то время доклады в Кремле по обстановке Берлинской операции приходилось делать по нескольку раз в течение дня. Так было и 17 апреля, когда мы с А. И. Антоновым прибыли в Ставку с хорошими известиями об успешном штурме Зееловских высот. По ходу дела затронули и сообщение командующего фронтом.
- Нужно ответить товарищу Жукову,- сказал И. В. Сталин,- что ему, возможно, не все известно о переговорах Гитлера с союзниками...
Он подождал некоторое время и, заметив, что Алексей Иннокентьевич и я приготовились записывать, продиктовал короткую телеграмму на 1-й Белорусский фронт. Указав, что получил сообщение Жукова, он продолжал: "Не обращайте внимания на показания пленного немца. Гитлер плетет паутину в районе Берлина, чтобы вызвать разногласия между русскими и союзниками. Эту паутину нужно разрубить путем взятия Берлина советскими войсками. Мы это можем сделать, и мы это должны сделать".
20 апреля наша артиллерия открыла огонь по Берлину, а на следующий день советские солдаты ворвались в город. Обстрел не только испортил Гитлеру и без того невеселый день его рождения, но и вынудил отдать распоряжение об отправке передовой команды в Зальцбург - в "Альпийскую крепость": время уже не ждало.
Как известно, перебраться на новое место Гитлеру не пришлось. Причин для этого было много: в частности, "крепость" еще не была готова, а американцы уже подходили к ней вплотную. Но главное, видимо, состояло в том, что до последнего момента Гитлер надеялся, что ссора союзников произойдет до того, как падет Берлин.
Действия Красной Армии в районе Берлина угрожали противнику не только потерей города, с положением которого большинство населения Германии связывало свои представления о непоколебимости фашистского государства, они грозили также обходом столицы с последующим выходом советских войск на Эльбу. Здесь должна была состояться встреча с войсками союзников, что означало рассечение всего фронта противника и связанные с этим весьма большие затруднения для него.
Угрожающие обстоятельства подхлестнули нацистов. 19 и 21 апреля 1945 г. Гиммлер обратился к Англии и США с предложением о капитуляции немецко-фашистских войск на западе. Предложение было сделано в Стокгольме устно графу Бернадотту, который являлся заместителем председателя шведского общества Красного Креста. Союзники не отвергли предложений, но дали понять, что примут такую капитуляцию лишь совместно с СССР.
В тот же день, 21 апреля, британская и американская военные миссии сообщили советскому Генеральному штабу, что в ближайшем будущем возможна безоговорочная капитуляция крупных сил противника на любом из участков главных фронтов. Они писали: "Начальники объединенного штаба считают, что каждая из главных союзных держав, если она этого пожелает, должна получить возможность послать своих представителей для присутствия на переговорах по поводу любой из подобных капитуляций. Однако никакому предложению о сдаче не может быть дано отказа только потому, что будут отсутствовать представители одного из трех союзников..."
Мы дали на это свое согласие, хотя сам тон письма был не очень уважительным и из текста его следовало: дескать, хотите вы или не хотите, а мы капитуляцию примем при любых обстоятельствах, даже если она будет, по сути дела, направлена против вас - наших союзников.
Очевидно учитывая доброжелательный тон переговоров с англо-американцами, гитлеровское командование вечером 21 апреля отдало войскам на западе приказ снять все силы с участков, где действовали американцы, и бросить их на восточный фронт. Так начинали проявляться, оборачиваясь против нас, результаты переговоров гитлеровцев с союзниками.
22 апреля, когда в убежище имперской канцелярии состоялось последнее оперативное совещание, Йодль выдвинул предложение, которое пока никто официально сделать не решался: снять с фронта против англосаксов все войска и бросить их в бой за Берлин. Гитлер принял предложение и взял на себя руководство этой операцией. 24 апреля была отдана особая директива, предписывавшая командующим группами армий направить все имеющиеся у них силы против "смертельного врага, против большевизма". При этом указывалось, что не следует обращать внимание на то, что англо-американские войска могут овладеть значительной территорией. Директива пошла всем командующим группами армий немецко-фашистских войск в Европе. В тот же день под Берлин против советских войск была двинута 12-я немецкая армия генерала Венка.
Советские войска между тем окружили Берлин и, последовательно штурмуя городские кварталы и дома-крепости, пробивались с разных направлений к рейхстагу. К западу от Берлина наши части вышли на Эльбу и 25 апреля соединились в районе Стрела, Торгау с американцами.
Теперь набрался смелости и Геринг, оказавшийся ближе всех к фронту американских войск. 25 апреля он направил Гитлеру радиограмму, где напоминал, что согласно воле самого фюрера он, Геринг, является его преемником. Настало время, когда это следует практически осуществить. Геринг сообщал, что берет на себя руководство государством, поскольку Гитлер, находясь в окруженном Берлине, не в состоянии предпринять что-либо действенное. А он, Геринг, имея на то необходимые полномочия, может вступить в прямые переговоры с англо-американцами.
