Александр Прищепенко - Шелест гранаты
Чего было в избытке при проведении опытов — так это романтики. Нормальное питание отсутствовало: дорога до городка (а значит, и до ближайшей столовой) занимала примерно час езды по проселку и Трибун решил, что тратить уйму времени на подобные разъезды, ввиду угроз, исходящих от империалистов, преступно. Еду брали по пути «сухим пайком», но что можно было купить тогда в продовольственных магазинах, да еще далеко от Москвы? Один только серый хлеб да консервы… У тех, кто привык к горячей пище, начались проблемы с желудками.
Выход был найден: купили целый ящик пакетов с сухими супами, на полигоне нашли завалявшийся старый котел и отдраили его песком. Но никто не хотел собирать дрова (эта миссия не снимала обязанностей, связанных с экспериментами) и костер под котлом то и дело угасал. Подумалось, что решение могло бы быть и более рациональным: бензина-то и других жидких горючих у нас было — хоть залейся. Когда настала моя очередь поддерживать огонь, я положил под котел кирпичи, подвел к ним под наклоном уголок из дюраля и стал понемногу лить в него бензин. Вспыхнуло мощное пламя, перекинувшееся на сосуд с бензином в моих руках; сосуд пришлось быстро отбросить — технология оказалась опасной. Ее усовершенствование заключалось в том, что поверх уголка была положена дощечка. Внутри прикрытого дощечкой участка уголка концентрация паров бензина была выше той, при которой было возможно их воспламенение и пламя распространялось с большой задержкой, не грозило поджечь сосуд (рис. 3.2), из которого я лил бензин. Проблема с поддержанием огня была решена, но оставалась другая: нечем было хлебать варево. Попытка спереть вечером в столовой посуду закончилась позорным разоблачением. Каждый выходил из положения, как мог. Лично я хлебал суп футляром от фотоаппарата…
…Схема опытов была незатейлива. Макет ОДС представлял склеенный из картона цилиндр, который вставлялся в мешок из полиэтиленовой пленки (рис. 3.3). В центре его на проволочных распорках устанавливался заряд взрывчатки. Макет доставлялся на «центр», где в него заливалась горючая смесь. Все покидали «центр», сначала взрывом заряда в макете распылялось горючее, а через несколько десятков миллисекунд — укрепленные на стальных уголках заряды примерно в пяти метрах от центра подрывали аэрозольное облако. Картина была довольно зрелищной (рис. 3.4), поднимавшееся после взрыва облако напоминало «атомный гриб» в миниатюре, но было неясно, какую информацию при этом получают. Измерялись два параметра: скорость ударной волны, которая при прохождении замыкала полоски фольги, расположенные на известных расстояниях от центра и импульс ударной волны — при помощи импульсомеров, поршни которых при прохождении волны своими ударами деформировали медные конусы (разность в высоте конусов и служила мерой импульса). Далее вычислялся «тротиловый эквивалент» — количество тротила, взрыв которого производил на равном расстоянии равный эффект. Однако измерения проводились в ближней зоне взрыва облака сложной тороидальной формы, в то время как для сравнения использовались зависимости, описывавшие точечный взрыв заряда тротила.
Рис. 3.2. Бензиновая жаровня Рис. 3.3. Схема опытов по оценке эффективности жидких горючих смесей в режиме объемной детонации Рис. 3.4. Кинограмма объемного взрыва аэрозольного облакаТакое несоответствие приводило к расхождению результатов: на различных расстояниях от центра «тротиловые эквиваленты» от одного и того же взрыва существенно различались, причем — и для равных расстояний, но полученные разными методами (измерениями импульсов и скоростей ударной волны). «Тарировки» — подрывы зарядов тротила весом в несколько десятков килограммов ничего не проясняли. Я всегда не очень доверял расчетам, предпочитая опыты, но здесь имела место крайность, доведенная до абсурда: было непонятно, для чего вообще проводятся подрывы. Целью считалась оценка энерговыделения горючих смесей. Можно было взять справочник и, пользуясь данными о теплотах сгорания компонентов, рассчитать таковую и для смеси, но такая информация ценности не представляла, потому что энергия взрыва двухфазной (жидкость — газ) системы в решающей мере зависит от физических параметров облака — концентрации в нем горючего, дисперсности частиц и прочего, но именно эти параметры не измерялись. Работа была бесполезной еще и потому, что результаты получали для 10–20 литровых макетов, объемы же боеприпасов (авиабомб) были на порядки больше (см. рис. 3.1), а масштабный фактор не поддавался корректной оценке, опять же по перечисленным причинам. Не исключено, что ведущие специалисты (все — химики по образованию) интуитивно чувствовали парадоксальность ситуации: они глубокомысленно обсуждали «активацию», «промотирование» и прочее, но, наряду с данными измерений, заносили в свои журналы примечания: «хорошо», «отлично», «не очень». Логичным продолжением было бы заимствование опыта фигурного катания и организация коллегии судей, которая выставляла бы оценку за «художественное впечатление» от взрыва. Тем мне менее, в течении двух месяцев изо дня в день на «центр» ставили макет за макетом. К концу командировки число опытов перевалило за семь десятков.
Привычки Трибуна курить сигарету, работая с порошкообразным гексогеном, прозванивать обычным тестером детонаторы и другие подобные вызывали у присутствовавших напряжение. Оно достигло апогея после того, как, под неумолчный аккомпанемент собственного словоблудия, вскинув на плечо макет, он вознамерился отправиться «в поле». Заряд при этом движении выскользнул и упал на бетонный пол, причем удар пришелся прямо на установленный детонатор. Даже не прервав сладкий лепет своей «мандолины», Трибун равнодушно выкинул согнувшийся цилиндрик, вставил новый детонатор и пошел тернистой тропой науки. Все сидевшие в бункере побледнели: в случае, если бы согнувшийся как раз на месте, где было инициирующее ВВ, детонатор сработал, ни у кого в замкнутом помещении не было никаких шансов.
Адреналина в кровь добавил и случай произошедший пару дней спустя. Нужную последовательность подрывов (сначала — центральный заряд в макете, потом — инициирующие на стойках) обеспечивал самолетный бомбосбрасыватель — «эсбер», который обслуживали два офицера из Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского. Прозвучала команда «огонь», отщелкал своими реле «эсбер», шлейфовые осциллографы выплюнули ленты, но не последовало главного — взрыва. Вопреки всем инструкциям, не отсоединив подрывные цепи, Трибун отправился «на центр», выяснять, в чем дело. Дойти ему помешали следующие события. Один из офицеров сказал другому: «Витя, а что же ты тумблерок-то не включил?» — и тут же «исправил ошибку». По замкнутым контактам «эсбера» напряжение было подано на детонаторы. Бункер тряхнуло, в воздухе запели осколки. Оправившись от шока, второй жуковец встал на цыпочки и отвесил первому неловкую пощечину. Выбежав, все увидели возвращающегося в облаке мата Трибуна. На интенсивность его словоизвержений происшедшее не повлияло. После ряда подобных случаев, многие делились друг с другом уверенностью, что, если рядом Трибун, «ничего плохого произойти не может»…
