В. Бутромеев - Российский царский и императорский дом
Царь Петр I Алексеевич в иноземном платье. Художник Н. В. Неврев
В Либаве Петр с небольшой свитой сел на корабль, а посольство должно было ехать до Кенигсберга сухим путем. В этом городе царь встретил радушный прием у бранденбургского курфюрста. Здесь же он прежде всего начал доучиваться артиллерийскому искусству у главного инженера прусских крепостей фон Штернфельда.
Из Кенигсберга Петр поехал в сильно привлекавшую его Голландию. Инкогнито царя было раскрыто, как только он переехал русскую границу. Поэтому уже в Германии все прямо говорили о молодом московском царе, приехавшем учиться корабельному и артиллерийскому делу. 7 августа Петр приехал в голландский город Саардам, где была большая верфь. Он оделся в костюм голландского плотника – красную фризовую куртку, белые парусинные шаровары и лакированную шляпу – и пошел к кузнецу Кисту, работавшему прежде в Москве и знавшему Петра лично. Кист сразу признал царя, несмотря на его странный костюм, но, по просьбе Петра, никому не сказал об этом. Петр поселился у него в доме и стал ходить на работу. Но у Киста он прожил всего лишь неделю, так как жена хозяина скоро разболтала соседкам тайну их жильца, и за царем-плотником стали ходить по улицам толпы зевак. Петра это любопытство очень сердило. Раздраженный Петр решил уехать в Амстердам, куда вскоре прибыло и отставшее от него в пути посольство. Здесь царь и прожил четыре месяца, работая на ост-индской верфи в качестве простого плотника.
Во время своего четырехмесячного пребывания в Амстердаме Петр не терял ни минуты без пользы. Прервав работу на верфи, он осматривал фабрики, заводы, кунсткамеры, больницы, воспитательные дома, военные и торговые суда, обсерваторию. Присутствуя однажды на лекции профессора анатомии Рюйша, Петр увидал в анатомическом кабинете препарированный труп улыбающегося ребенка и поцеловал его. Заметив при осмотре анатомического театра знаменитого лейденского доктора Боэргава, что некоторые лица свиты чувствуют отвращение к трупам, Петр заставил их зубами разрывать мускулы мертвого тела.
Приехав в Лондон, Петр бегло осмотрел достопримечательности мирового города и отправился в Дептфорд, на королевскую верфь, где под руководством Эвелина приступил к изучению математики и теории кораблестроения. Оттуда он ездил в Лондон, в Оксфорд и Вульвич, где знакомился с приготовлением бомб. Больше всего его интересовали корабли, гавани, доки, верфи, фабрики, заводы и мастерские. Англичане говорили, что не было, вероятно, ни одного прикладного искусства или ремесла, которым московский царь не поинтересовался бы.
Побывав на заседании в парламенте, Петр сказал: «Весело слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду. Вот чему надо учиться у англичан!»
Но больше всего царь говорил и думал о кораблестроении. «Английский адмирал, – воскликнул он однажды, – счастливее московского царя!»
Правительница Софья Алексеевна в Новодевичьем монастыре в 1698 году. Фрагмент. Художник И. Е. Репин
Кораблестроение в Англии показалось Петру неизмеримо превосходящим голландское, и он решил строить свои суда главным образом по английским моделям. С этой целью он пригласил в Россию нескольких англичан. Между другими делами в Англии Петр заключил и договор о свободном ввозе в Россию табака; когда ему заметили относительно этого договора: «Ведь русские считают курение табака грехом!», он не колеблясь отвечал: «Я их переделаю на свой лад, когда вернусь домой!»
18 апреля 1698 года, прощаясь с английским королем Вильгельмом, Петр сказал ему: «Если бы я не поучился у англичан, то навсегда остался бы не более как плохим работником». На самих англичан московский царь произвел скорее отрицательное, чем положительное впечатление, главным образом своей односторонностью.
Вернувшись из Лондона опять в Голландию, Петр пробыл там до 17 мая, а затем выехал в Вену, отделившись от своего посольства. Но в Вене он оставался недолго, так как получил там сообщения о новом бунте стрельцов и поторопился в Москву.
Узнав о новом мятеже стрельцов, Петр отказался от предположенной поездки в Венецию и тотчас же поскакал в Москву.
А из Новодевичьего монастыря опальная царевна Софья посылала стрельцам такие красноречивые «грамотки»: «Вам бы быть в Москве всем четырем полкам, и стать под Девичьим монастырем табором, и бить челом мне идти к Москве против прежнего на державство. А кто бы не стал пускать – и вам бы чинить с ними бой!»
Вскоре от Петра пришел новый указ: перевести стрелецкие полки из Великих Лук в Смоленск и Тверь, а беглых сослать в Малороссию на вечное житье. Стрельцы отказались выдать беглецов и пошли вместе с ними в назначенные им города. По дороге туда среди них вспыхнул общий бунт; они решили идти в Москву, чтобы «государя в Москву не пустить и убить за то, что начал веровать в немцев, сложился с немцами».
Выбрав себе новых полковников, стрельцы двинулись к Москве. Против них выступил генерал Гордон с четырехтысячным отрядом и 25 пушками.
Сначала Гордон пытался уговорить стрельцов подчиниться царскому указу, но они отвечали боевыми криками, готовясь к сражению. Несколькими пушечными залпами Гордон рассеял их.
Петр приехал в Москву 28 августа вечером и на другой же день начал строгое расследование стрелецкого бунта. До тысячи семисот человек было подвергнуто пыткам. Главное руководство всем следствием о стрельцах было поручено начальнику Тайной Преображенской канцелярии, лютому князю Ф. Ю. Ромодановскому.
30 сентября начались казни виновных стрельцов. В этот день на Красную площадь привезли на телегах двести одного стрельца. В каждой телеге сидело по два преступника, с зажженными свечами в руках. Казни продолжались весь октябрь. Петр был так раздражен бунтом стрельцов, что в Преображенском застенке собственноручно рубил им головы и то же самое приказывал делать своим приближенным. Впоследствии Ментиков хвалился тем, что отрубил двадцать голов. Всего было подвергнуто казни до тысячи человек.
Царица Евдокия Федоровна. Хромолитография
Сто девяносто пять стрельцов было повешено под окнами кельи Софьи в Новодевичьем монастыре, и трупы их провисели там пять месяцев. А сама Софья была пострижена в монашество под именем Сусанны. Доступ к ней был затруднен даже для ее сестер. Софья томилась в заключении еще пять лет и скончалась в 1704 году.
Последние казни над стрельцами были совершены уже в феврале 1699 года. Тела казненных лежали на площадях до весны, а потом было приказано зарыть их близ дороги в окрестностях Москвы.