Николай Сченснович - Записки актера и партизана
Разведчики переехали туда и обратно на лошадях. Лошади погружались в воду почти полностью, но переходили по твердому дну. Пока искали брод, разведчики вымокли до пояса, но обращать на это внимание было некогда.
Всем переправляющимся выдали по полстакана спирта. Мы выпили. Для того чтобы сани не погрузились сразу же на дно, с обеих сторон к ним прикрепили по одному тонкому бревнышку. Этим увеличили их плавучесть.
Когда все было готово, переправа началась. Первыми в воду въехали разведчики. За ними лошадь, привыкшая ко всем превратностям партизанской жизни, тащила сани. За первыми санями тронулись остальные. Лошади входили в холодную воду неохотно. На них кричали, толкали сани, даже стреляли из револьвера. Понукаемые ездовыми, лошади быстро переходили реку. Сани не тонули, но когда спускались с берега, сразу черпали воду, а когда поднимались на противоположный, намокала задняя их часть. Предвидя это, на каждые накладывали высокую кучу еловых лапок. Но все же они подмокли. Мы, возчики, переезжали стоя, но от толчков некоторые падали. Промок и я.
Когда все переправились, мы начали нахлестывать лошадей, чтобы немного разогреть их. Сильный ветер превращал мокрую одежду в лед, а нас - в сплошные ледяшки. Чтобы окончательно не замерзнуть, приходилось бежать, а потом подсаживаться на ходу в сани, чтобы перевести дух. Затем опять вскакивать и бежать, бежать. Казалось, дороге не будет конца...
Неожиданно остановились. Кто-то с кем-то разговаривал, потом куда-то нас повели. Вошли в жарко натопленное помещение, и сразу всех потянуло ко сну. Заставили раздеться, чтобы обсушиться. Дали выпить горячей воды со спиртом и что-то съесть. Раненых куда-то унесли и сказали, что скоро прилетит самолет. Разговаривал с нами Дубов - заместитель Платона.
Сколько мы там пробыли - не помню. Надели высохшую одежду, еще горячую, и нам приказали возвращаться назад.
На дворе дул сильнейший ветер, и мороз, вероятно, усилился, так как сразу захватило дыхание. Сели на свои сани и помчались. Подъехали к реке. На той стороне нас ждали. Там печка и плита пылали. Кроме того, снаружи горел большой костер, и нам казалось, что весь домик стоит в огне.
Не раздумывая, бросились в воду, уже затянутую тонким льдом. Несколько рук вытащили нас на берег, быстро раздели, дали выпить горячего "чаю" со спиртом, уложили на приготовленную постель, накрыли кожухами, и мы сразу заснули.
Утро оказалось морозным, солнечным и, что удивительно, без ветра. Костер пылал, а на плите в солдатских котелках булькал "чай". В облцентре нам дали на дорогу по кольцу колбасы на брата, имея в виду и тех, кто остался возле речки. Теперь с удовольствием ели колбасу с хлебом и запивали горячим "чаем". Было очень вкусно, потому что куски колбасы насаживали на прутик и поджаривали на костре.
Чтобы лучше согреться, выпили спирта. Это был какой-то немецкий технический спирт, непригодный для питья. По в партизанских условиях, особенно после ледяной купели, он спас нас от воспаления легких и других простудных болезней.
Всех больных и раненых, которым была необходима медицинская помощь, медсестру и меня направили в отряд имени Калинина, а остальных распределили по другим отрядам.
Когда я одевался, чтобы ехать в свой отряд, обнаружил, что мои записи об отряде имени Котовского и о бригаде имени Фрунзе пришли в негодность. Писал их химическим карандашом, и во время переправы через реку они промокли, карандаш расплылся, и прочесть что-либо стало невозможно. Я все же взял записки с собой в надежде, что в отряде имени Калинина попытаюсь восстановить все, что удастся. Восстановить не удалось. И я бросил размытые водой записки в огонь. Начал снова писать все, что помнил.
ПАРТИЗАНСКИЙ БЫТКОМБИНАТ
Отряд имени Калинина, куда мы прибыли небольшой группой вместе с нуждающимися в лечении больными и ранеными, был крупным еврейским семейным лагерем. Для охраны людей, находящихся в нем, была выделена вооруженная группа до 100 человек, которая и называлась отрядом имени Калинина. Под этим же названием был и весь семейный лагерь. И отряд и лагерь подчинялись Лидскому межрайпартцентру.
В отряд шли, спасаясь от преследования, мужчины и женщины. Здесь оказалось много всяких специалистов, в том числе врачей, младшего медперсонала. В 1943 году лагерь имени Калинина разросся до таких размеров, что стал похож на городок. В нем уже находилось более 700 человек, а позднее - около 1000. К нашему приходу отряд стал как бы базой, обслуживающей многие бригады Барановичского соединения.
Здесь были открыты два госпиталя с врачами, фельдшерами и медсестрами, бежавшими из Минска и других городов, амбулатория с постоянным приемом больных. Работали зубные врачи, имевшие бормашины, набор нужных инструментов и лекарств. Вот тут я на деле увидел, куда шли медикаменты и все то, что мы добывали в городе по заказам партизанских связных.
При амбулатории оборудовали дезинфекционную камеру и баню, в которой мылись не только проживающие в лагере, но и партизаны, приезжающие в отряд по каким-либо делам. Каждому моющемуся выдавался небольшой кусочек мыла.
В то время когда мы сюда приехали, тут было около восьмисот рабочих разных специальностей и вооруженный отряд, а остальные - старики, дети, больные и раненые.
Представьте себе дорожку в лесу, по бокам которой расположены землянки, замаскированные мхом и зеленью. Землянки построены по определенному плану. Каждая имела свой порядковый номер. По левую сторону нечетные номера, по правую - четные, будто на городской улице. Были землянки, где жило по 40 человек, в некоторых поменьше, а в "переулках" строили даже отдельные семейные.
Немного в стороне находилось несколько кухонь. Там работали постоянные повара. Обслуживали кухни тоже постоянные рабочие. Рядом - хлебопекарня. Здесь же и мельница, жернова которой в случае надобности крутили вручную. Недалеко от нее оборудовали мыловарню.
Тут работали день и ночь. Ведь нужно было накормить большое количество людей.
Отдельно располагались всевозможные мастерские. Основной была оружейная. В ней ремонтировали разное оружие и даже выпускали самодельные минометы.
Кузнецы подковывали лошадей, делали гвозди, ножи, топоры, молотки, нарезали пилы. Жестянщики изготовляли кружки, ведра, железные печки и прочее, столярная мастерская - приклады для винтовок и деревянные части седел, ну и, конечно, двери для землянок, нары, табуреты, столы и всякие другие вещи. На каждый заказ выдавалось письменное разрешение начальства, и только в том случае, если в изготовлении данной вещи действительно была необходимость. Специалисты выделывали кожи, из которых сапожники шили сапоги, а шорники обшивали хомуты, седла, вырезали ремни, чересседельники и другую упряжь.
