Мария Павлова - Илья Фрэз
«Годы работы с детьми убеждают меня, — писал В. Сухомлинский, — что гражданин рождается в те мгновения, когда удается прикоснуться к сокровенным уголкам его сердца, где дремлют желания, стремления, духовные порывы, и маленький человек хочет что-то сделать, хочет выразить себя. В пробуждении этого стремления к становлению, к поступку, в котором сливаются идея и личность, и заключается один из самых непостижимых «секретов» педагогического мастерства» («Литературная газета», 28 августа 1968 г.).
Убедительность показа на экране этого пробуждения личности определило не только педагогическое мастерство авторов фильма, но и режиссерское чутье Фрэза при выборе исполнителя на психологически сложную роль Бори Збандуто.
Поиски эти были долгими. Обычно Фрэз не полагается на счастливый случай, редко дает объявления в газеты. Но на этот раз, рассказывая о начале съемок фильма «Чудак из пятого «Б» в «Пионерской правде», он обмолвился, что исполнитель еще не найден. После этого его буквально засыпали массой писем со всех концов страны — от мальчиков и девочек, дедушек и бабушек, мам и пап, совершенно бескорыстно предлагавших свои услуги. Нашелся даже, как вспоминает Илья Абрамович, коллектив учителей, который ходатайствовал за своего «стопроцентного чудака» — пятиклассника, подкрепляя свое «прошение» характеристикой с печатями.
Но утвержден на роль был мальчик, на первый взгляд совершенно непохожий на озорного шалуна.
«Андрей Войновский… был необычен, — вспоминает Фрэз. — Всегда задумчивый, без тени улыбки на лице, он все делал всерьез, а смотреть без смеха на него было невозможно, хотя он совсем никого не старался смешить. Никогда не гримасничал, не корчил рожи. Все на полутонах, на внутреннем, ему присущем юморе. Но эта его сдержанность, неброскость, некоторая странноватость, а главное, отсутствие внешнего обаяния, которое мы всегда хотим видеть в любом герое, невольно многих настораживало, вызывало недоумение: позвольте, что это за герой…»[21]. Однако, почувствовав в Андрее Войновском своего юного героя, Фрэз был настойчив.
…Жанр комедии обычно труден и для профессиональных актеров, а для детей тем более. Дети начинают кривляться, наигрывать, лишь бы рассмешить. Ничего этого абсолютно нет в игре Андрюши Войновского. В каждой сцене он достоверен и естествен. Мальчик настолько внутренне принял чудака Борю Збандуто, что поступки, слова, реакции и жесты, придуманные сценаристом и режиссером для героя фильма, стали его, Андрея Войновского, поступками и словами. Он живет в роли свободно и органично, раскрываясь и изменяясь по мере развития сюжета как характер, как личность. Он дурашлив, когда держит свою шутливую речь перед воображаемыми первоклашками. Трогательно-забавен в обиде за своих малышей, когда тренер плавательного бассейна отказался записать весь его класс в кружок плавания. «На международных соревнованиях проигрываете, а новички к вам приходят — не берете… Смотрите, на Олимпийских не продуйте», — говорит он с достоинством человека, оскорбленного в лучших своих чувствах. Боря у Андрея Войновского искренен и органичен в общении, так сказать, на разных уровнях: с мамой, учительницей, со своей симпатией — девочкой Тошкой, с другом Сашкой и малышами-первоклассниками, из которых он больше всего подружился с доверчиво обожающей его Ниночкой Морозовой, роль которой исполняет семилетняя Роза Агишева.
Дружба этих ребят, разных и по характеру и по возрасту, — стержень всего фильма. Ею поверяются прежде всего нравственные критерии и ценности, которые открывает для себя Боря.
От юных исполнителей Фрэз добился абсолютной искренности, естественности жизни перед камерой. А Борю Збандуто ребята приняли как своего, хорошо им знакомого по школьной жизни товарища. Об этом они писали в многочисленных письмах, присланных на студию и режиссеру.
Однако главные герои фильма существуют не в вакууме. Они окружены и находятся в постоянных контактах, общении с другими, второплановыми, но столь же выразительно выписанными в сценарии и достоверно живущими на экране персонажами. Тут и кокетливая, ироничная Тошка, и презрительно-скептически настроенный к деятельности своего друг» Сашка, и маленький Толик, который, будучи приставленным к больной бабушке Нины для того, чтобы развлекать ее, грустно заявляет: «Я, бабушка, скучный человек…» Соединить всех этих очень разных ребят в единый живой ансамбль мог человек и художник, относящийся к детям не снисходительно-свысока, а с глубоким уважением к их внутреннему миру, педагог, хорошо знающий детскую психологию, интересы и заботы ребят.
За долгие годы работы в кино Фрэзу приходилось иметь дело с детьми, кажется, всех возрастов — от годовалых и малышей детсадовского возраста до подростков десяти-пятнадцати лет и шестнадцатилетних юношей. «И в работе со всеми детьми я считал для себя самым важным и главным сохранить присущую их возрасту непосредственность. Ибо именно непосредственность, это драгоценнейшее и такое важное для экрана качество, заменяет ребенку мастерство и помогает творить искусство вровень иногда даже с самыми прославленными актерами… Ребенок не актер, и поэтому сценарный образ неминуемо обретает на экране черты его индивидуальности в еще большей степени, чем при работе с актером. Заранее изучив индивидуальные качества ребенка, режиссер сможет тогда вовремя почувствовать необходимость несколько изменить трактовку образа будущего героя. Приблизить ее к возможностям исполнителя без ущерба, разумеется, для общего замысла»[22].
Специфическими условиями работы с исполнителями-детьми объясняется, очевидно, тот факт, что у Фрэза, как правило, не определен заранее твердый, жесткий рисунок фильма. Его стилистическое решение он ищет, опираясь не только на свой профессиональный и жизненный опыт, но и на интуицию, на догадки, рождающиеся в процессе общения с детьми. Во время съемок неизбежно вносятся поправки, подчас существенные, и в трактовку характеров героев и в ход событий.
Другой путь, позволяющий Фрэзу добиться от детей свежести, непосредственности игры, — разработка свободных, не стесняющих ребят мизансцен, в которых они чувствуют себя удобно и привычно. В таком фильме, как «Чудак из пятого «Б», где снималось много детей разного возраста и много массовых сцен, — это тем более важно.
Отсутствие строгих рамок поведения на съемочной площадке не значит, что дети-актеры у Фрэза неуправляемы. Даже в таких массовых эпизодах, как посещение первоклассниками фотографии или дежурство у больной бабушки в типовой городской квартире, нет никакой толчеи, потому что дети организованы задачей сценария и четко определенным режиссерским заданием. А в рамках сценарной ситуации и ее режиссерской трактовки Фрэз дает простор детской импровизации, проще говоря, игре на заданный сюжет.
