Саймон Монтефиоре - Потемкин
Орлов не обладал ни дипломатическим опытом, ни складом характера, необходимым для порученной ему роли. Может показаться, что Екатерина имела особые причины удалить его из Петербурга, но, с другой стороны, как представить себе, что она рискнула успехом переговоров, только чтобы отдалить его от себя? Некоторые предполагают, что ему помогал опытный Обрес-ков, русский посол в Порте, недавно освобожденный из Семибашенного замка. И все же Орлов едва ли мог справиться с долгим и уклончивым торгом — традиционным приемом турецкой дипломатии.
Затем он поссорился с Румянцевым. Орлов хотел возобновить военные действия; Румянцев, который знал, как мало осталось солдат, как близка эпидемия и как тают деньги, отказывался. Твердый и резкий фельдмаршал, вероятно, вывел из себя вспыльчивого и недальновидного великана, и тот, к великому изумлению турецкой делегации, прямо во время заседания объявил, что повесит Румянцева. Турки, считавшие себя воплощением цивилизованности, конечно, только покачали головами, дивясь славянскому варварству. Однако переговоры шли все труднее. Екатерина решительно требовала, чтобы турки отказались от контроля над Крымом. Те отвечали, что Черное море — «чистая и непорочная дева», озеро султана. Принять условия Екатерины означало для Порты утратить контроль над северным побережьем Черного моря, за исключением крепостей, и позволить России сделать еще один шаг к осуществлению заветной мечты Петра I.
Успехи Румянцева беспокоили и Австрию, и Пруссию. Фридрих II не хотел, чтобы его союзница Россия приобрела слишком много оттоманских земель. Австрия, враждебная и Пруссии, и России, тайно обсуждала с Портой оборонительный трактат. Пруссия желала компенсации за союзническую верность России, Австрия — за неверность Турции. Изрядный аппетит как у России, так и у Пруссии вызывала анархичная Польша. Австрийская императрица Мария Терезия не одобряла грабежа, однако, как выразился Фридрих II, «плакала, но взяла». Слабая и сама себя разрушающая Польша напоминала открытый банк, откуда коронованные разбойники могли брать сколько им нужно, чтобы оплачивать свои дорогостоящие войны. Австрия и Пруссия договорились с Россией о первом разделе Польши и позволили Екатерине выставлять требования Турции.
Когда раздел Польши был уже почти решен, на сцену выступил традиционный союзник Турции — Швеция. Много лет Россия тратила миллионы рублей на взятки, чтобы эта северная держава оставалась ограниченной монархией, балансирующей между французской и русской партиями. Но в августе 1772 года ее новый король Густав III восстановил абсолютизм в полной мере и теперь подталкивал турок к продолжению войны.
Тем временем Орлов устал от упорного нежелания турок предоставить независимость Крыму. Утомила ли его сложность дипломатии, замысловатый турецкий этикет или присутствие зевающего Потемкина, но Орлов выставил ультиматум, и турки удалились. Переговоры были сорваны.
Орлова заботило другое: происходящее при петербургском дворе. 23 августа, не дожидаясь высочайших распоряжений, он помчался в Петербург. Если в это время Потемкин все еще лежал на диване, вероятно, он задумался еще сильнее.
Подъехав к Петербургу, Григорий Орлов был остановлен на заставе по специальному приказу императрицы и вынужден был отправиться в свое имение Гатчину.
Несколькими днями раньше, 30 августа, 22-летний красавец, офицер конной гвардии Александр Васильчиков, был официально назначен генерал-адъютантом императрицы — и поселился в Зимнем дворце. При дворе знали, что их любовная связь длится уже месяц. Васильчикова представили государыне По инициативе Панина. Она внимательно присмотрелась к нему. В Царском Селе, когда он сопровождал ее карету, она подарила ему золотую табакерку с надписью «За усердие к службе» — необычная награда для караульного. 1 августа он был назначен камер-юнкером.
Узнав, что Григорий Орлов едет в Петербург, Екатерина взволновалась и разгневалась: бросить и без того зашедшие в тупик переговоры означало выставить ее частную жизнь на обозрение всех кабинетов Европы. В самом деле, иностранные послы смутились: они считали, что Орлов — партнер Екатерины на всю жизнь. Они привыкли балансировать между Паниными и Орловыми, теперь союзниками братьев Чернышевых. Политического смысла появления Васильчикова не мог угадать никто. Очевидно было лишь, что Орловы сходят со сцены, а Панины возвышаются.
Охлаждение между Орловым и Екатериной длилось уже около двух лет; причины его нам точно неизвестны. Теперь ей было сорок лет, ему — тридцать восемь: возможно, оба казались друг другу слишком старыми. Он никогда по-настоящему не разделял ее интеллектуальных интересов. В политике она ему доверяла, однако умом Орлов все-таки не блистал: Дидро, позднее встречавшийся с ним в Париже, сравнил его с котлом, «который вечно кипит, но ничего не варит». Может быть, разочарованию в Орлове способствовало и общение Екатерины с Потемкиным — и тем не менее остается непонятным, почему она заменила Орлова другим. Возможно, выплачивая многие годы свой долг Орлову и его семье, она еще не чувствовала себя готовой к сближению с эксцентричным и властным Потемкиным. Позже она пожалеет, что не призвала его сразу.
В тот же день, как Орлов отбыл в Фокшаны, расскажет она позднее Потемкину, ей живо описали все разнообразие его любовных подвигов. Конечно, она подозревала его в неверности много лет. Иностранные послы были прекрасно осведомлены о его любовных аппетитах и неразборчивости. «Он любит так же, как ест, — утверждал Дюран, — и ему все равно, что калмычка или финка, что первая придворная красавица». Как бы то ни было, Екатерина решила, что не может более доверять ему.[127]
Екатерина откупилась от Орлова с щедростью, которой будут отмечены все ее последующие расставания с возлюбленными: он получил годовую пенсию в 150 тысяч рублей, 100 тысяч на заведение дома, строящийся Мраморный дворец, 10 тысяч душ, другие многочисленные блага и привилегии — и два серебряных сервиза, один на каждый день и один для особых случаев.[128] В 1763 году император Священной Римской империи Франц, супруг Марии Терезии, жаловал ему титул князя Римской империи. В России титул князей носили только потомки древних царских фамилий.{8} Когда русские монархи XVIII века желали поднять кого-либо до этой ступени, они обращались к Римскому императору. Теперь Екатерина позволила своему бывшему любовнику пользоваться этим титулом.
Орлов был возвращен ко двору только через восемь месяцев — в мае 1773 года — но фаворитом оставался Васильчиков. Нетерпеливый Потемкин по-прежнему томился ожиданием.
